Арчибальд Кронин - Вычеркнутый из жизни

В эту минуту позади раздались шаги. Пол вздрогнул и стремительно обернулся. На вершину холма поднимался пастух в сопровождении косматой овчарки. Вид у него был суровый и неприветливый — казалось, эта дикая, мрачная природа наложила на него свой отпечаток: он остановился рядом с Полом и, опершись на посох, с врожденной подозрительностью оглядел незнакомца.

— Не слишком приятное зрелище, — промолвил он после долгого молчания.

— Да, — с трудом выговорил Пол.

Тот медленно кивнул.

— Вот проклятое место — другого такого не сыщешь. Я-то уж знаю: сорок лет здесь прожил. — Он помолчал. — У них там в прошлом месяце бунт был — погибли пять арестантов и двое тюремщиков, а с виду будто ничего и не случилось. Так же было тихо и спокойно, как сейчас. Шито-крыто! Вот мы с вами тут стоим, разговариваем, а часовой на той вон башне уже наставил на нас бинокль и следит за каждым нашим движением.

Пол вздрогнул, но тотчас взял себя в руки, решив выяснить то, что так интересовало его:

— А когда там у них дни свиданий?

— Дни свиданий? — Пастух посмотрел на него с явным недоумением. — Таких дней там нет.

У Пола захолонуло сердце.

— Но ведь есть же… — вырвалось у него, — конечно, есть такие дни… когда родственникам разрешают видеться с арестантами?!

— Им никого видеть не разрешают, — отрубил пастух. — Никогда. — Его обветренное лицо, не знающее улыбки, исказила кривая усмешка. — Нам так же трудно попасть туда, как им — оттуда выйти. А теперь — до свидания, молодой сэр.

Он свистнул собаке и, еще раз кивнув, пошел своей дорогой.

Оставшись снова один среди воцарившейся тишины, Пол долго стоял неподвижно: надеяться было не на что. Никаких посетителей… Никогда! Он не может увидеть отца… не может хотя бы словом обменяться с ним… То, ради чего он приехал сюда, — неосуществимо. Столкнувшись с холодной реальностью тюрьмы, он понял, что его надежды тщетны, как тщетно и путешествие, предпринятое в это проклятое место под влиянием сентиментального порыва.

Начало смеркаться, а он все стоял, не решаясь уйти; в тюрьме медленно, тягуче зазвонил колокол, нарушая вечную тишину своим погребальным звоном. Пол увидел, как арестанты прекратили работу и под конвоем вереницей потянулись в тюрьму. Ворота поднялись, поглотили их и снова спустились В эту минуту последний клочок зеленоватого неба снова заволокло тучами.

Что-то надломилось в душе Пола. И из груди его вырвался крик, исполненный горя, боли, ужасного сознания своего бессилия. Горячие слезы брызнули из глаз и побежали по щекам. Он повернулся спиной к проклятой степи и, как слепой, побрел на станцию.

На окраине города Уортли, на углу Эйрас-стрит и проспекта Элдон, находится табачная лавка с выцветшей вывеской: «А. Прасти. Торговля бирманскими сигарами». Предприятие это, старомодное с виду, однако солидное и процветающее, занимает помещение с двумя окнами. В одном из них чинно разложены сигары, нюхательные табаки, пенковые трубки и лучшие сорта рубленого табака, другое — матовое стекло с «глазком», окруженным золотой каймой. «Глазок» приходится как раз над столиком, за которым владелец оного предприятия изготовляет вручную сигареты «Нарезные робин-гудовские», прославившие его на всю округу.

В этот июльский день, часов около двенадцати, мистер Прасти сидел за своим столиком, в переднике, без пиджака, и быстрыми, ловкими движениями набивал свои знаменитые сигареты. Это был сухонький человечек лет за шестьдесят, с коротким угреватым носом и желчным лицом, совсем лысый, если не считать одной-единственной пряди седых волос, с крупным, как слива, жировиком на блестящей макушке. Лохматые седые усы пожелтели от никотина, как и кончики пальцев. На носу красовалось пенсне в стальной оправе.

Восседая на своем стуле и время от времени поглядывая в «глазок», мистер Прасти заметил молодого человека без шляпы, чье поведение показалось ему подозрительным: этот юноша вот уже несколько минут прогуливался взад и вперед возле лавки, раза два-три подходил к двери, словно хотел войти, но в последний момент поворачивал обратно. Наконец он, как видно, собрался с духом, — бледный, исполненный решимости, он быстро вошел в лавку. Мистер Прасти, не державший помощника, медленно поднялся со стула.

— Да? — не очень любезно произнес он.

— Я хотел бы видеть мистера Альберта Прасти. Если… если, конечно, он еще жив.

Табачник кисло улыбнулся.

— Насколько мне известно, он жив. Я и есть Альберт Прасти.