Василий Быков - Пойти и не вернуться

— Погоди, — спокойно сказал Антон после недолгой паузы и сделал шаг в ее сторону. — Ты это что — серьезно?

— Вполне серьезно.

— Не понимаю.

— Что понимать? Я с тобой не пойду.

— Это почему?

— Ты знаешь почему.

Как в мелком ознобе, в ней все дрожало от напряжения. В ответ на деланое его спокойствие ей хотелось закричать, заплакать, но она сдерживалась, все-таки рядом были люди, которые неплохо отнеслись к ней и не знали причины того, что произошло между ними. Антон в раздумье недолго постоял у стола, потом шагнул назад и сел на скамью.

— Нет, так дело не пойдет! — со спокойной твердостью объявил он. — Так ничего у тебя не выйдет.

Хозяйка жестом услала Вацека во вторую половину избы, хозяин отошел к хозяйке, и оба они с удивлением глядели на Зоську, будто приросшую к скамье за столом. Стало тихо.

Разгоревшиеся дрова в печи гоняли по потолку и бревнам стены багровые блики. Зоська поняла, что предстоит бой, но она твердо решила не уступать.

Сев на скамью, Антон почувствовал, как тягуче загудело в его голове — такое с ним случалось нечасто. Пока он не счел себя одураченным, но с особенной ясностью понял, что эта строптивая девчонка еще наделает ему хлопот. Тем более затащив его на этот идиотский хутор, к этим неизвестно в чью пользу настроенным хозяевам. Впрочем, хозяев он мало опасался, он был уверен, что с ними сладит хотя бы с помощью оружия. Было бы, однако, лучше, если бы они вели себя тихо, сохраняя нейтралитет к его драме.

А драмы, пожалуй, не избежать, думал Антон. Как он ни воздерживался, а кажется, придется употребить силу, другого выхода у него не оставалось. Бросить ее тут одну он не мог: что ему было делать без нее в Скиделе? О возвращении его в отряд не могло быть и речи — из леса он уже ушел окончательно и бесповоротно. Но он рисковал оказаться ни с чем — уйдя из леса, не дойти до местечка, — а так жить было невозможно. Так что же ему было делать?

Хозяева о чем-то тихо перешептывались у печи, украдкой бросая осуждающие взгляды то на него, то на Зоську, которая словно окаменела за концом стола. Пока они не встревали в чужой для них и, наверно, малопонятный конфликт, и Антон подумал, что, возможно, удастся настроить их в свою пользу, против Зоськи.

— Вот! — кивнул он в ее сторону. — Заупрямилась женка. Понравилось ей у вас, не хочет идти.

— Я тебе не женка! — тут же резко ответила из-за стола Зоська.

— Как это — не женка? — удивился Антон. — Во, дает баба! От мужа откалывается.

— Врешь! Ты никогда не был мне мужем! — с надрывом выкрикнула Зоська и заплакала.

Антон слегка растерялся. Он всегда терялся при виде плачущей женщины и не знал, о чем говорить дальше. Но все-таки он решил придерживаться того варианта, что Зоська — его жена, затеявшая недостойную ссору с мужем.

— Ну что возьмешь с бабы! — снисходительно сказал он, обращаясь к хозяину, который с озабоченным видом топтался возле печи и никак не отреагировал на его обращение.

Зоська, однако, скоро перестала плакать, пальцами вытерла слезы, поправила сбившийся платок на голове. Антон украдкой поглядывал на нее, и несколько раз в его душе предательски шевельнулась жалость — зачем столько упрямиться? Уж он-то постарше ее и лучше разбирался в жизни, возможно, он спас бы ее от гибели и, глядишь, устроил ее судьбу. Только бы она доверилась ему. Так нет. Довела все до скандала, который неизвестно как уладить теперь при посторонних.

— Зося! — сказал он и встал со скамьи. — Ну не в местечко, доведи меня хоть до околицы. Потом пойдешь, куда хочешь.

В этом была его хитрость — на окраине местечка уж он бы с ней справился. Зоська на минуту притихла, словно обдумывая его предложение, и холодно ответила, как отрубила:

— Нет!

— Я не знаю, с какой там стороны и войти, — хитрил он.

— Дорога приведет.

— Дорога-то приведет, но... Не с руки по дороге.

— У людей спросишь.

Однако, черт возьми, пока ничего не получалось. Неужели действительно ничего и не получится и ему придется одному идти в Скидель? И одному заявиться к Копыцкому? Но как бы его, одного, не приняли за партизанского шпиона, получившего задание устроиться в местечке! Копыцкий ведь тоже может в нем усомниться, не гляди, что земляк. Все-таки своя рубашка каждому ближе к телу, а в такое проклятое время недолго расстаться и с рубашкой, и с собственным телом тоже.

Нет, ему обязательно нужна была она — как жена, хозяйка будущего дома и, что важнее всего, — как заложница. Заложница, какая ни есть — гарантия для немцев и для того же Копыцкого, особенно если взять в расчет еще и ее мать. Антон уже знал, что к человеку с заложниками — семьей, матерью, детьми — немцы относились с гораздо большим доверием, чем к одиночке, у которого ни кола ни двора, а только одни, пусть самые благие, намерения. Как все деловые люди, немцы обожали гарантии.