Арчибальд Кронин - Древо Иуды

Он молчал, протестующе покусывая губу.

— Но она может служить и без того, чтобы заживо похоронить себя.

— Сколько раз я говорила ей то же самое — сотни.

— Так почему Уилли ничего ей не скажет? Должен же он понимать, что все это в высшей степени неблагоразумно.

— Уилли сам неблагоразумен. — Она, видимо, хотела развить эту мысль, но добавила лишь: — Такое впечатление, что он живет вообще не в этом мире.

— Зато я живу в этом мире! — нервно воскликнул Мори. — И я заинтересован в судьбе Кэти. Вы, должно быть, сами это уже поняли. Я хочу многое сделать для ее блага. В моих силах дать ей все, чего у нее нет. Она вполне это заслужила.

Женщина не ответила, а продолжала смотреть на него с вопросом в глазах, в которых также читалось такое искреннее сочувствие, что его вдруг охватил внезапный порыв облегчить душу, оправдать свое поведение и полностью завоевать эту женщину откровенным рассказом о прошлом. Он не мог больше сопротивляться. Сдавшись, он взволнованно вздохнул и быстро, временами почти неразборчиво, рассказал обо всем, что привело его в Маркинч. Правда, во время повествования он немало себя пощадил.

— Как видите, у меня есть все причины и все права действовать во имя прошлого. Да что там, если бы я не отправился в то злосчастное плавание, то Кэти, — его голос слегка дрогнул, — вполне могла быть моей родной дочерью.

Последовала пауза, во время которой он не смел поднять глаза. Но когда все-таки взглянул на миссис Фодерингей, то увидел на ее лице добрую улыбку.

— Я с самого начала догадывалась о чем-то подобном. Мать Кэти была скрытная женщина, но как-то раз она показала мне старый альбом, и там среди страниц хранились засохшие цветы. Я по привычке пошутила. А Мэри отвела взгляд в сторону и вздохнула. Из тех нескольких слов, что она сказала, я поняла одно: еще до брака она всем сердцем любила одного человека.

Он слегка поморщился от этого чересчур явного напоминания о его предательстве, но быстро взял себя в руки.

— В таком случае вы мне поможете! Я пригласил Кэти поехать со мной в Швейцарию и уже там встретиться с Уилли в моем доме. Если бы мне только удалось заполучить обоих там, особенно Кэти, то в новой обстановке, полагаю, я смог бы их урезонить. А ведь ей действительно необходим отпуск. Бедное дитя. Вы уговорите ее поехать? Она, безусловно, обратится к вам за советом.

Миссис Фодерингей ответила не сразу, а продолжала разглядывать его с женским любопытством. Затем, словно размышляя вслух, сказала:

— Странная вещь. Я надеялась и молилась, вдруг что-то изменится и не позволит Кэти шагнуть в темноту. И дело не только в опасности, хотя и она велика, ведь Уилли, сумасшедший парень, десятки раз чуть не расстался с жизнью, а в том, что Кэти со своим ревностным служением делу доконает себя за год в этом ужасном климате. А она, такая милая девочка, создана совершенно для другого. В общем, все казалось безнадежным, а потом в последний момент, когда я уже сдалась, а она готовилась к отъезду, появляетесь вы, как второй отец, раз вы сами так говорите, и мне сразу стало ясно, зачем вы сюда посланы. — Женщина помолчала и накрыла его руку своей грубой большой ладонью. — Мы все совершаем в молодости безрассудные поступки. Неважно, что тогда вы сделали ошибку. Я верю, что вы честный, великодушный человек. Не многим я могла бы доверить Кэти, но вам я ее доверяю. Если бы только вы смогли вытащить ее из этой ямы, заставить попутешествовать немного, побыть среди людей и, самое лучшее, найти надежного молодого парня, чтобы он заботился о ней, а она вела бы дом и растила детишек, вот тогда вы с лихвой искупили бы прошлые ошибки. — Она крепко прижала его руку к скамье. — Я верю во вмешательство Провидения. Хотя вы можете этого не знать, но я крепко верю, что вы — ответ на мои молитвы, и я помогу вам всем, чем смогу.

Когда он покидал дом пастора, глаза у него по-прежнему были на мокром месте. Признание словно вернуло ему силы, очистило душу, а обещание этой доброй женщины, не пускавшей слов на ветер, в значительной мере его успокоило, и он приготовился терпеливо ждать известия от Кэти. Она предупреждала, что будет целиком занята в больнице Долхейвена до конца недели. Не нужно, говорил он себе, ожидать ответа раньше. И все же, когда первый день перешел во второй, а второй в третий, он начал терзаться беспокойной неуверенностью, волнение вернулось, а надежда, наоборот, становилась все слабее. Ему не на что было переключиться и нарушить монотонность ожидания. Дни стояли холодные и ветреные, море бушевало, по дюнам и полю для гольфа носились тучи песка и клочья морской пены. Даже будь он в настроении, о гольфе не могло бы идти и речи. Финли, игрок-профессионал, закрыл свою лавочку и уехал в клуб Долхейвена. Гостиница тоже внезапно свернула свою деятельность: все больше номеров закрывалось на зиму, заколачивались ставни, уехали последние осенние постояльцы, и только две престарелые дамы из постоянных проживающих остались вместе с Мори терпеть суровый северо-восточный ветер. Он больше не мог прятаться за отговорку отпуска, и люди, как здесь, так и в Европе, начали удивляться по поводу столь затянувшегося отъезда. Мисс Кармайкл уже дважды обращалась к нему с просьбой сообщить ей о его ближайших планах, в то время как в Шванзее его преданные слуги тревожились больше и больше. Но все это было ничто по сравнению с его растущим беспокойством, сознанием, что время идет, сокращая тот краткий период, что был в его распоряжении.