Несчастный, на чьем примере восторженный Шудхир собирался доказывать всем неодолимую силу идей «Брахмо Самаджа», чувствовал себя очень плохо. То, что на словах представлялось чем-то не столь существенным, на деле поставило его в крайне неловкое положение.
Как только собрались посылать за Пану-бабу, Биной поднялся, чтобы уйти, но Бародашундори, не хотевшая выпустить жертву из рук, стала удерживать его, убеждая, что Пану-бабу не заставит себя долго ждать.
— Нет, извините меня, не сегодня, — сказал Биной виновато.
«Только бы вздохнуть, только бы вырваться отсюда и обдумать все толком», — думал он.
Когда он встал, чтобы уходить, поднялся и Пореш-бабу и, положив руку на плечо Биною, сказал:
— Не делай ничего впопыхах, Биной. Успокойся и подумай хорошенько, прежде чем окончательно решаться на этот шаг. Ведь он изменит всю твою жизнь, не делай его, не разобравшись как следует в своих мыслях.
На что окончательно выведенная мужем из терпения Бародашундори возразила:
— Люди, которые берутся за что-нибудь, заранее не подумав, которые сидят сложа руки, пока не попадут сами и других не втянут в хорошенькую переделку, обычно, увидев, что деваться некуда, говорят: «Сядьте да подумайте!» Ты можешь тут сидеть и думать, сколько твоей душе угодно, а до нас тебе и дела нет, хоть умри!
Шудхир вышел из дому вместе с Биноем. Его распирало от нетерпенья, как лакомку, которому хочется отведать изысканных блюд, не дожидаясь пира. Ему хотелось тотчас же отвести Биноя к своим друзьям, сообщить им благую весть и тут же предаться ликованию, но неумеренный восторг Шудхира повергал Биноя все в большее уныние. Когда Шудхир предложил ему немедленно пойти к Пану-бабу, Биной, оставив его слова без внимания, вырвал руку и пошел прочь.
Пройдя несколько шагов, он встретил Обинаша, который вместе с несколькими приятелями несся куда-то как угорелый. Однако, увидев Биноя, все они остановились.
— Вот и Биной-бабу, как нельзя кстати, — воскликнул Обинаш. — Пошли с нами, Биной-бабу.
— Куда? — спросил Биной.
— Да в сад в Кашипуре, конечно, — ответил Обинаш. — Чтобы подготовить все к церемонии покаяния для Гоурмохона-бабу.
— Нет, — отказался Биной, — у меня сейчас нет времени.
— То есть как это? — воскликнул Обинаш. — Вы понимаете ли, какое это будет важное событие? Гоурмохон-бабу не стал бы заниматься пустяками. Пришло время индуистам показать свою силу! О покаянии Гоурмохона-бабу заговорит весь народ! Мы пригласим известных пандитов и именитых брахманов со всей страны, так что событие это отразится буквально на всей индуистской общине. Люди увидят, что мы еще живы, они поймут, что истинный идуизм и не думает умирать!
Кое-как избавившись от Обинаша, Биной пошел своей дорогой.
Когда в ответ на приглашение Бародашундори явился Харан-бабу и узнал, в чем дело, он принял глубокомысленный вид и некоторое время важно хранил молчание.
— Я полагаю, что этот вопрос мы должны будем обсудить вместе с Лолитой, — сказал он наконец.
Как только пришла Лолита, Харан-бабу с подчеркнутой торжественностью сказал:
— Лолита, в твоей жизни наступил очень ответственный момент. С одной стороны — твоя религия, с другой — твое чувство. Тебе нужно сделать выбор между ними.
Он остановился, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова на Лолиту, уверенный, что пред лицом столь пламенного благочестия, блистательный пример которого являл собой он сам, должны трепетать малодушные и пасовать лицемерные, — «Брахмо Самадж» имел все основания гордиться Хараном-бабу.
Но Лолита продолжала молчать, и он заговорил снова:
— Ты, без сомнения, уже слышала, что Биной-бабу, видя положение, в каком ты очутилась, или по какой-то другой причине, выразил согласие вступить в нашу общину.
Это было новостью для Лолиты, но она никак не реагировала на его слова и продолжала сидеть неподвижно, словно каменное изваяние; только глаза ее заблестели.
— Пореш-бабу, конечно, очень обрадован такой любезностью со стороны Биноя, — продолжал Харан-бабу, — но только ты одна можешь решить, действительно ли нам следует радоваться этому. Вот почему я обращаюсь к тебе с просьбой от лица «Брахмо Самаджа»: забудь на время о своем безрассудном увлечении, обрати все свои мысли к богу и, заглянув в свое сердце, спроси его — есть ли истинная причина радоваться этому событию?
Так как Лолита продолжала молчать, Харан-бабу, уверенный в том, что слова его производят на нее громадное впечатление, и воодушевляясь все больше и больше, продолжал.
Читать дальше