— Я не собираюсь препираться с тобой, — сказал в конце концов Гора. — Словами тут делу не поможешь, правильное решение может подсказать только сердце. Но то, что ты хочешь жениться на брахмаистке и тем самым порвать связи со своим народом, лично мне очень тяжело и больно. Очевидно, ты способен на это. Я же никогда бы не мог — в этом, по всей вероятности, и заключается вся разница между нами, а вовсе не в знаниях и не в способностях. Нас влекут к себе и волнуют совсем разные вещи. Вряд ли ты испытываешь какое-то чувство к индуистской общине, раз уж ты готов нанести ей такой удар. Для меня же в ней сосредоточивается вся жизнь. Мне нужна моя Индия. В чем бы ты ни обвинял ее, как бы ни ругал, именно она нужна мне. Дороже и выше ее для меня никого нет на свете — и не будет! И я никогда не сделаю ничего, что могло бы хоть на волосок отделить меня от нее.
И прежде чем Биной успел что-либо возразить, Гора продолжал:
— Нет, Биной, ты напрасно со мной споришь. Я хочу стоять у позорного столба рядом с той самой Индией, которую все обливают презрением, от которой отвернулся весь мир, — с моей Индией, раздираемой кастовыми перегородками, предрассудками, идолопоклонством! И знай, что, отказываясь от нее, ты отказываешься и от меня!
Гора вскочил, вышел из комнаты и принялся шагать взад и вперед по крыше. Биной сидел молча. Вошел слуга и доложил, что на улице собрались какие-то люди и что они хотят видеть Гору. Обрадовавшись предлогу уйти, Гора поспешил вниз.
В толпе, собравшейся около дома, он заметил Обинаша. Гора был уверен, что Обинаш рассердился на него за вчерашнее, но по его виду этого отнюдь не было заметно. Больше того, он сразу же стал в чрезвычайно высокопарных выражениях рассказывать о том, как Гора отказался принять гирлянду, которую хотели возложить на него.
— Мое преклонение перед Гоурмохоном-бабу неизмеримо возросло, — говорил он. — Я давно знал, что он необыкновенный человек, но вчера я убедился в том, что он велик! Мы хотели воздать ему почести, но он отклонил их, проявив редкую в наши дни и достойную восхищения скромность. Что еще можно добавить к этому?
Услышав это, Гора очень смутился, и страшное раздражение против Обинаша вновь овладело им.
— Послушай, Обинаш, — нетерпеливо сказал он, — неужели ты не понимаешь, что такие почести оскорбительны для человеческого достоинства. Вы хотите заставить меня кривляться вместе с вами на улице, и вам в голову не приходит, что именно скромность никогда не позволит мне этого! Неужели, по-вашему, величие проявляется в этом? Вы что — решили организовать бродячую труппу и ходить по улицам, собирая подачки? Очевидно, настоящая работа вас нимало не прельщает! Так вот, если ты хочешь работать вместе со мной — прекрасно, хочешь бороться против меня — тоже хорошо! Об одном только прошу: не кричите при каждом удобном и неудобном случае «браво!».
Благоговение Обинаша возрастало с каждой минутой. Он обернулся с сияющей улыбкой к толпе, приглашая присутствующих отметить все благородство слов Горы.
— Какой замечательный пример самоотречения во славу нашей бессмертной родины подал ты нам сейчас! — воскликнул он. — Если ты прикажешь нам пожертвовать жизнью ради нее, мы готовы!
И с этими словами он хотел прикоснуться к ногам Горы, но Гора с раздражением отодвинулся от него.
— Гоурмохон-бабу, — продолжал Обинаш, — вы можете не принимать от нас почестей, но вы не можете отказаться почтить своим присутствием ужин, который мы собираемся устроить в вашу честь. Уж на это вам обязательно придется согласиться.
— Я не смогу есть за одним столом с вами, пока не совершу обряда покаяния.
Покаяние! Глаза Обинаша засверкали.
— Никто из нас не подумал бы об этом! — вскричал он. — Но Гоурмохон-бабу никогда не уклоняется от обрядов, предписываемых индуистским учением!
Все сошлись на том, что лучше и не придумать, чем устроить празднество в день, когда состоится обряд покаяния. На церемонию решили пригласить нескольких выдающихся пандитов, чтобы на примере Гоурмохона-бабу они могли убедиться, что даже в наши дни живы еще заветы индуизма!
Был обсужден также вопрос, когда и где состоится торжество, и когда Гора сказал, что по некоторым причинам он не может предложить для этого свой дом, один из его почитателей — владелец большого дома с садом на берегу Ганги — предложил устроить все у него. Расходы договорились разложить на всех поровну.
Перед тем как уйти, Обинаш еще раз обратился к собравшимся с вдохновенным словом.
Читать дальше