– А кто же в том доме теперь живёт?
– Твоя тётушка Наташа. Ты бываешь у неё в городе?
– Теперь давно уже не была. Раньше забегала к ней проведать её. Да она всё время на работе.
– Конечно, когда дома никто не ждёть, и идти-то туда не хочется. Она так же в больнице работаеть?
– Да. Где же ещё? Она, наверное, привыкла к этой работе.
– Просто она очень жалеет людей: когда лежить тяжёлый больной, не у всякого есть родственники, которые поухаживали бы за ним. А она очень сердечная, добрая.
– А почему она одна?
– У неё был жених, она любила его. Как началась война, его забрали воевать, и больше от него не было никаких весточек. Пропал где-то. Жив ли, нет ли – никто не знаеть. А она, похоже, всё ждёть. Вот ведь как бываеть …
– Баба Груня, а когда лучше жилось? До войны или сейчас?
– Да, кому как … Твоему отцу, пожалуй, лучше сейчас. Видишь, он с твоей мамой где только не побывал, не поживал. Кабы жили при той власти, он так и остался бы батраком, и ты бы ноне не училась бы аж в самой Москве. А кому-то и хуже: ты же знаешь, что случилось с бабой Фросей и ейными ребятами. По-разному, внученька, людям приходиться, не одинаково. Кому-то нравится нова власть, а кто-то супротив неё и бунтуеть. Да и как не будуть бунтовать, когда энта власть столько глупостев и вреда людям делаеть!
В один из вечеров, когда они, сумерничая, пили чай с плюшками, кто-то постучал в окно.
– Поди, открой-ка дверь! – попросила баба Груня.
– Бабуль, а что ты не посмотришь, кто там?
– А чево смотреть? Зайдёть – увидим. Иди – иди, не держи человека на морозе!
Лёлька вышла в сени, отодвинула щеколду, и, приоткрыв дверь, кликнула стоявшего поодаль человека:
– Заходите!
Подошедший мужчина прытко взбежал по крыльцу, и буркнув: «Здорово, Лёлька», быстро прошёл в горницу.
Она не успела ни разглядеть, ни понять, кто же поздоровался с ней. Поздоровавшись вдогонку, проследовала за ним.
– Здорова будь, Кузьминична! – с порога поприветствовал он.
– А, Игнат! И тебе не хворать! Давненько не видались! Не приболел, случаем? Что-то исхудал ты, как я погляжу.
– Исхудаешь тут! Семеро на лавке, столько же под лавкой. Прокорми-ка таку ораву!
– Да-к, сам же старался! Никто не принуждал. Тяни теперь лямку – не жалься!
– Я и не жалюсь. Так, к слову пришлось.
– Погоди! У тебя же меньше было детишков!
– В прошлом годе меньше, а ноне, по осени, прибавка случилась, Катерина двойню родила.
– О – ёй! Девки? Парни?
– Одна – девка, другой – казак.
– Ну и молодца! И себе, и тебе угодила!
– Можно и так сказать. Только хозяйка моя что-то приболела. Ноне жаром пышеть. Грит, грудь закаменелая. Можеть, глянешь, чево с ей, да присоветуешь чево?
– А к фельшеру ходил?
– На евонную пьяную рожу любоваться? Уже который день не просыхаеть.
– Ладно. Вертайся домой, а я приготовлюсь и следом приду.
Нахлобучив шапку, Игнат вышел на улицу.
– Ну что, Лёлька, пойдёшь со мной? – спросила баба Груня, начиная собираться в дорогу.
– Конечно, пойду, – не раздумывая, согласилась Лёлька.
– Тогда пособи поклажу собрать. Возьми мой ситцевый платок и сложи на него плюшки со стола, завяжи узлом. Да налей молока в крынку. Чай, к детишкам идём! А я покамест лепёшечку замешу.
– Какую лепёшечку?
– Из муки и мёда.
– А для чего она нужна?
– Камень в груди растопить.
– И что: в самом деле поможет?
– Не сомлевайся. Не она первая.
– Вот и всё, что нам нужно, – закончив делать лепёшку, сказала баба Груня.
– Вместе-то и веселее и сподручнее: вдруг помощь твоя спонадобится, – заметила она, когда вышли на улицу.
– Коль смогу, конечно, помогу, – ответила Лёлька.
Игнат жил на другом конце хутора, где Лёлька давным – давно не бывала.
По лёгкому морозцу шагалось легко и приятно. Звук поскрипывающего под валенками снега, да лай собак оживляли мертвенно – пустынную улицу.
– Да … Одной-то мне идти по эдакой пустоте была бы жуть … А вдвоём-то – аж дух перехватываеть, как хорошо! – приостановившись для передышки от торопкого шага, молвила баба Груня.
– Хорошо, что я угадала приехать? – улыбнулась Лёлька.
– Ещё бы! Ну, пошли дальше – ждут ведь! Это же надо – сколько их там! Да все мал – мала меньше!
– Бабуль, ну, чему ты удивляешься? У бабы Фроси-то ещё больше детей! Сама знаешь …
– Знать-то знаю … Да только тогда, когда она рожала их, она уверена была, что они с мужем всех детей прокормят, подымуть на ноги. Детей им было, чем кормить. А нынче Игнату с хозяйкой впору по миру с сумой идти! Да-к ещё с колхозу уйти-то не дадуть. Документов на руки не дають, и что хошь, то и делай! Хоть помирай – никто пальцем не шевельнёть помочь. Слава Богу, твои родители давно уехали отсель, да Ганя с Митрием, да ещё трое твоих дядьёв в город раньше подались. А остальные тут, как привязаны. И налогами обложили – головы не поднять. Вот и думай теперь: где лучше жить – на хуторе, али в городе.
Читать дальше