Эрнест Хемингуэй - Иметь и не иметь

– Да, – сказал я. – Я так вам и говорил. Мелкая рыба разбредается и исчезает, а потом идет крупная.

– У вас, у лодочников, всегда одна и та же песня. Или слишком рано, или слишком поздно, или ветер неподходящий, или луна не годится. А деньги все равно берете.

– Как сказать, – ответил я ему. – Беда в том, что обычно так оно и бывает: или слишком рано, или слишком поздно, и ветер тоже чаще всего неподходящий. А когда выдается такой день, что все как нужно, так сидишь на берегу без клиентов.

– Но сегодня, по-вашему, хороший день?

– Как сказать, – ответил я ему. – Я сегодня уже много чего насмотрелся. Но я уверен, что вы наловите прорву рыбы.

– Будем надеяться, – сказал он.

Мы приготовились к лову. Эдди пошел на бак и улегся там.

Я стоял и следил, не мелькнет ли в воде хвост. Негр то и дело клевал носом, так что приходилось следить и за ним тоже. Бьюсь об заклад, он не терял времени ночью.

– Вам не трудно передать мне бутылку пива, капитан? – спросил Джонсон.

– Нет, сэр, – сказал я и запустил руку в лед, чтобы достать ему похолоднее.

– А вы не хотите? – спросил он.

– Нет, сэр, – сказал я. – Я подожду вечера. Я откупорил бутылку и уже протянул ему, как вдруг вижу, здоровенная бурая рыбина, с мечом чуть не в метр длиной, высунула голову из воды и бросилась на нашу макрель. Она казалась толщиной с бревно.

– Отпустите лесу! – заорал я.

– Она не клюнула, – сказал Джонсон.

– Тогда завинтите тормоз.

Она всплыла из самой глубины и промахнулась. Я знал, что она нырнет и возвратится.

– Теперь смотрите – как только она схватит наживку, сейчас же освобождайте лесу.

Тут я увидел, что она подплывает сзади, под водой. Видны были ее плавники, растопыренные, как красные крылья, и красные полосы по бурому туловищу. Она плыла, точно подводная лодка, и ее спинной плавник высунулся на поверхность, и видно было, как он рассекает воду. Потом она подплыла к самой наживке и тогда высунула меч и словно помахала им над поверхностью воды.

– Дайте ей схватить, – сказал я. Джонсон снял руку с катушки, и катушка завизжала, и огромная рыбина повернулась и ушла под воду, и было видно, как ее туловище блеснуло серебром, когда она изменила направление и быстро поплыла к берегу.

– Подвинтите чуть-чуть тормоз, – сказал я. – Но не слишком.

Он стал завинчивать тормоз.

– Только не слишком, – сказал я. Я увидел, как леса отклонилась в сторону. – Завинтите тормоз и тяните, – сказал я. – Нужно тянуть. Она непременно выпрыгнет.

Джонсон завинтил тормоз и снова взялся за удилище.

– Дергайте, – сказал я ему. – Загоняйте крючок глубже. Дерните раз пять.

Он дернул довольно сильно еще раза два, и потом удочка согнулась вдвое, и катушка заскрипела, и вот она выпрыгнула, – гоп! – длинная и прямая, сверкнув серебром на солнце, и снова нырнула с таким всплеском, словно лошадь сорвалась со скалы.

– Отпустите тормоз, – сказал я ему.

– Она ушла, – сказал Джонсон.

– Какого черта, – ответил я ему. – Живо отпустите тормоз.

Я увидел, как прогибается леса, и когда рыба выпрыгнула опять, она была уже за кормой и плыла в открытое море. Потом она показалась еще раз и взбила вокруг себя пену, и я увидел, что крючок зацепил ее за угол рта. Полосы на ней были ясно видны. Это была великолепная меч-рыба, вся серебряная, в красных полосах, и толщиной с бревно.

– Ушла, – сказал Джонсон. Леса свободно повисла.

– Сматывайте, сматывайте, – сказал я. – Крючок вошел крепко. Давай полный ход! – заорал я на негра.

Потом она выпрыгнула еще раз и другой, прямая, как столб, всем туловищем кидаясь прямо на нас и при падении высоко разбрызгивая воду. Леса туго натянулась, и я увидел, что она плывет опять к берегу, и видно было, как она поворачивает.

– Вот теперь начнется гонка, – сказал я. – Если она станет рваться, я наддам ходу. Держите тормоз совсем свободно. Лесы на катушке еще много.

Наша рыбина поплыла на северо-запад, как полагается всякой крупной рыбе, и, ух ты, до чего же она рвалась! Она стала прыгать большими скачками и всякий раз ныряла, рассекая воду с таким всплеском, точно быстроходная лодка при большой волне. Мы шли за ней. Я стоял у штурвала и не переставал орать на Джонсона, чтобы он свободно держал тормоз и сматывал побыстрее. Вдруг я увидел, что его удочка подскочила и леса повисла. Кто не понимает, не заметил бы этого, потому что леса своей тяжестью все-таки тянула удочку. Но я-то понимаю.

– Ушла, – сказал я ему. Рыба все еще прыгала и продолжала прыгать, пока не скрылась из виду. Это была в самом деле великолепная рыба.