Франсуа Мориак - Агнец

Официант протянул ему сдачу. Пара, сидевшая напротив, исчезла. Мирбеля тоже не было. Ксавье удивился, что не заметил, как Мирбель прошел мимо его столика. За время их отсутствия в купе появились два новых пассажира, один из них, дряхлый старик с отвисшей челюстью, уже спал. Мирбель сбежал в коридор. Он облокотился на медный поручень окна, почти касаясь стекла лбом. Ксавье тоже уперся в поручень, но у другого окна, решив ни жестом, ни словом не пытаться возобновить контакт. Но Мирбель сам подошел к нему и предложил закурить. Они молча курили, стоя рядом, их локти соприкасались.

— Не сердитесь на меня, — сказал Мирбель.

— А за что мне на вас сердиться?

— Естественно, что вы заговорили о моей жене. Но я не выношу, когда о ней говорят.

— Я больше не буду, — сказал Ксавье.

— Вы — это другое дело, вы имеете право.

Ксавье был счастлив. Разве священника не отличают от обычных людей его право, его власть, его долг читать в чужих душах и слушать исповеди; и не только все выслушивать, но и угадывать то, чего люди сами о себе не знают?

— Вы не представляете, чем она была для меня, когда я был ребенком...

— Тем же, чем она осталась для вас сейчас и чем будет всегда...

— Да, конечно. Ничто не может помешать...

За стеклом мелькали смутные силуэты деревьев на фоне холодного неба, дома, в чью тайную жизнь, в чей замкнутый мир, наполовину поглощенный мраком, на миг вводила пассажиров горящая в комнате лампа.

— Я должен поговорить с вами о ней. Но не сегодня, во всяком случае не сейчас... Что вы собираетесь делать вечером?

Ксавье твердо заявил:

— Мы с вами попрощаемся на вокзале.

— Что вы будете делать один?

— Не знаю, буду бродить по городу...

— Нет, я вас не покину.

Ксавье ответил не сразу. Как трудна эта изнурительная жизнь, состоящая из одних отказов! Впереди была еще вся молодость, и ему надо будет постоянно мотать головой, справа налево, слева направо. Говорить «нет», всегда «нет» на все, что не ты, Господи.

— Нет, благодарю вас. Я должен быть один.

Мирбель придвинулся к Ксавье еще ближе.

— Жаль, — сказал он тихо. — А вам, быть может, удалось бы все уладить.

Ксавье ответил почти грубо:

— С вашей женой? Почему я? Я ее не знаю. И вас я тоже не знаю.

Он добавил почти шепотом:

— Оставьте меня в покое!

Но Мирбель не отступил:

— Вы забыли, что вы мне говорили о том, какое значение для вас имеет любая встреча.

— Не всякая встреча угодна Богу.

Ксавье отодвинулся немного и приник лбом к стеклу. Жан де Мирбель рассмеялся.

— Вы полагаете, я вам послан не Богом? Признавайтесь: вы меня считаете дьяволом. — И так как Ксавье пожал плечами, добавил: — Вот еще один христианин, который смеется, когда ему говорят о дьяволе!

— Я вовсе не говорю, что дьявола не существует. Только...

— Только — что? Если дьявола выдумали, значит, выдумали и все остальное, признайте хоть это.

— Но если есть дьявол, значит, есть и все остальное.

— Но дьявола нет, вы это отлично знаете.

— Я знаю лишь одно, — начал Ксавье после недолгого молчания, — мы часто ссылаемся на него, чтобы оградить себя от иных людей — от тех дурных влияний, которых мы избегаем, повинуясь нашим духовным наставникам.

— От меня, например?

Мирбель снова оказался совсем рядом, и Ксавье — он был ниже ростом — пришлось чуть поднять голову.

— Вы думаете, это дьявол подстроил нашу встречу?

Ксавье сказал, отвернувшись:

— Вы здесь — вот все, что я знаю. Я не знаю, для чего Господь послал мне встречу с вами. Главное — понять, как надлежит поступить. Но это не просто. Часто правильной дорогой оказывается та, на которую трудней всего вступить...

— Почти всегда... но ведь не всегда? Вы можете ошибиться, заставляя себя всегда поступать против воли. Вам хочется провести со мной сегодняшний вечер. Но кто решится утверждать, что ваш Бог не желает, чтобы вы это сделали?

— Я не пойду с вами, — сказал Ксавье.

— Значит, вы лишаете Мишель ее последней надежды...

— Мишель?

— Да, ее зовут Мишель.

Ксавье поднял глаза на склоненное к нему лицо, потом снова отвел их, словно его вдруг сковала безнадежная усталость вроде той, что одолевает в горах, когда выходишь в путь на рассвете и тебя охватывает ужас перед тем, что предстоит: еще ничего не пройдено, а ты уже без сил. Мирбель небось считал, что придал своему лицу наиболее подходящее случаю выражение. Но Ксавье разглядел в этой маске хитрость твари, способной сбить с пути любого, помешать осуществиться даже самому высокому призванию. И тем не менее Ксавье не смог удержаться, чтобы не повторить имя: «Мишель».