Орасио Кирога - Анаконда

Он нашел их по адресу, в бедной квартирке на окраине города. Его приняла сеньора де Аррисабалага, Лидия тем временем заканчивала туалет.

— Итак, одиннадцать лет! — снова заметила мать. — Как бежит время! У вас с Лидией уже могла бы быть куча ребятишек!

— Конечно, — улыбнулся Небель, оглядываясь вокруг.

— О, наши дела — не слишком хороши! А вы, должно быть, живете на широкую ногу… Я столько слышала о ваших плантациях… Это ваше единственное предприятие?

— В Энтре-Риос у меня тоже плантации…

— Какой вы счастливец! Если бы у меня была хоть одна… Я всегда мечтала провести несколько месяцев в деревне, но мечты остались мечтами!

Она замолчала, бросив на Небеля быстрый испытующий взгляд. А ему одна за другой приходили на память картины прошлого, одиннадцать лет назад погребенного в сердце. И сердце больно щемило…

— А все это из-за отсутствия связей… Так трудно иметь хорошего друга в нынешних условиях!

Сердце Небеля сжималось все сильнее. В эту минуту вошла Лидия.

Она тоже сильно изменилась. Ведь наивность и свежесть, украшающие девушку в четырнадцать лет, покидают ее к двадцати шести. И все-таки она была прекрасна. В ее нежной шее, в спокойном и мягком взгляде было что-то неуловимое, говорившее об уже изведанной любви. И мужским чутьем Небель понял это. Понял он и то, что образ прежней Лидии должен сохранить навсегда.

Они беседовали о самых обычных вещах с той сдержанностью, которая присуща зрелым людям. Когда Лидия вышла на минуту, ее мать сказала:

— Да, слабенькая она у меня… И когда подумаю, что на свежем воздухе она бы в два счета поправилась… Послушайте, Октавио, вы разрешите мне быть с вами откровенной? Вы ведь знаете, что я любила вас как сына… Мы не могли бы провести некоторое время на ваших плантациях? Это было бы так полезно для Лидии!

— Но я женат, — ответил Небель.

Смятение и досада отразились на лице сеньоры, на какую-то долю секунды ее разочарование было искренним, однако уже в следующее мгновение она шутливым жестом скрестила руки.

— Женаты, вы! О, какое несчастье, какое несчастье! Ах, простите меня!.. Я сама не знаю, что говорю… А ваша жена живет вместе с вами на плантации?

— Обычно, да… Но сейчас она в Европе…

— Какое несчастье! То есть… Октавио! — воскликнула она, протягивая к нему руки, со слезами на глазах. — Вам я могу сказать, ведь вы были мне почти сыном… Мы едва сводим концы с концами! Почему бы нам не поехать вместе с вами? Я буду по-матерински откровенна, — закончила она полушепотом, с вкрадчивой улыбкой. — Вы ведь хорошо знаете, какое сердце у Лидии, не так ли?

Она ждала ответа, но Небель по-прежнему молчал.

— Да, вы ее знаете. И неужели вы думаете, что Лидия способна забыть того, кого когда-то любила?

И, не ограничиваясь намеком, сеньора подмигнула ему.

Тут только измерил Небель всю глубину пропасти, в которую едва не упал когда-то. Именно такой матерью она и была всегда, а старость, морфий и нищета лишь завершили ее падение.

А Лидия… Когда он снова увидел эту женщину с нежной шеей, им овладело желание… Небелю продавали ее… и он не устоял перед странной победой, которую сулила ему судьба.

— Ты знаешь, Лидия? — засуетилась мать, когда девушка вернулась в комнату. — Октавио приглашает нас погостить у него на плантации, Как тебе это нравится?

Лидия нахмурила брови, но тут же овладела собой.

— Отлично, мама.

— Да, ты еще не знаешь… Он, оказывается, женат. Такой молодой! Ну мы-то ему почти родственники…

Лидия взглянула на Небеля серьезно и печально.

— Давно? — прошептала она.

— Четыре года, — чуть слышно ответил он. У него так и не хватило духа посмотреть ей в глаза.

Ехали они отдельно, поскольку в поезде могли оказаться знакомые. Лишь отойдя от станции, они втроем разместились в присланном с плантации открытом экипаже.

Когда Небель оставался один, за хозяйством присматривала только старая индианка, ибо его жена увозила с собой всю остальную прислугу.

Верной служанке он сказал, что привез с собой старую тетку и ее дочь. Обе они хотят отдохнуть и поправить пошатнувшееся здоровье.

Эта версия была вполне правдоподобна, так как сеньора угасала на глазах. Она приехала совсем больная, ноги у нее дрожали, и она с трудом передвигала их. Она жаждала морфия, который по просьбе Небеля не принимала четыре долгих часа, и теперь все в ней кричало, тоскливо моля о дозе наркотика, который живительной влагой пробежал бы по жилам этого ходячего трупа.