Людмил Стоянов - Избранная проза

Боже мой! Эти мысли жалили ее, как осы, навязчиво лезли в голову, подобно тому как яркие предметы бросаются в глаза.

Она вспоминала глухие провинциальные городишки, где он служил, их жизнь в те далекие годы, кочевую неспокойную жизнь, бедность в доме, вечные неустроенность и беспорядок, которые стали наконец его навязчивой идеей, проклятием всей его жизни.

Верхом на своем Арапе он часами пропадал в поле, возвращался поздно и вызывал немало вздохов у молодых женщин и девушек. «Он убегает из дому, потому что совесть его нечиста», — думалось ей. Не могла она забыть письма учительницы из Узунмахлара, которое, попав ей в руки, сорвало с него маску. А-а, вот почему он так воодушевлялся с наступлением лета и приближением маневров или лагерных сборов!

Природа цвела, как невеста. Вокруг расстилались поля, золотистая пшеница волновалась, словно море, куда ни глянь — сиянье света, цветы, синеющие дали, бьющая ключом жизнь. Учительницы сходили с ума по молодым офицерам, — она это прекрасно знала, потому что сама была сельской учительницей.

Йовка, хоть и вышла из богатой семьи, решила, во имя сохранения своей независимости, стать сельской учительницей. Так воспитали ее в гимназии, такими были ее подруги. У нее была возможность поехать за границу, жить, как говорится, принцессой, но она предпочла трудовой хлеб в деревне, лишь бы остаться верной самой себе. Она была дочерью своей эпохи.

Как раскаивалась она впоследствии в своем глупом идеализме! Сколько слез было пролито, когда ее сестры уехали — одна в Париж, вторая в Вену, третья в Италию, — и все же она не изменила своему упрямству. Она могла бы увидеть мир, изучить языки, приобрести вес в обществе, а главное, она не встретилась бы с ним.

Она влюбилась в этого молоденького поручика сразу, с первого взгляда, и полетела за ним, как летит легкий осенний лист, гонимый ветром.

Длинные летние дни она коротала обычно в поле, на нивах, с подружками или в одиночестве: так приятно было валяться в душистом клевере, слушать пение жаворонков, рвать алые маки.

В тот раз она была одна. Вечерело, когда он показался верхом на холеном вороном скакуне. Всадник придержал коня и взглянул на нее с любопытством и скрытой, едва уловимой улыбкой — благосклонной улыбкой мужчины, которая обещает, не спрашивая, желаешь ли ты. Игра, начатая столь романтично, продолжалась на следующий вечер, на том же самом месте, пока в один прекрасный день ее родители не были поражены телеграммой, в которой она сообщала, что помолвлена с поручиком Матовым.

Старый Маждраганов, ее отец, не любил военных, считал их людьми легкомысленными и ограниченными, и новость, что зятем у него будет офицер, взбесила его. Он воспринял это как божью кару. Винтовки, пушки были ему органически противны. Он телеграфировал дочери, что она может поступать, как ей угодно, но пусть на него не рассчитывает, потому что «такие дела так не делаются».

Но, очевидно «такие дела» не могли делаться иначе, чем делались испокон веков, и молодая учительница Йовка Маждраганова вышла замуж за поручика Матея Матова, что было объявлено в газете и получило самую широкую огласку.

Каждый человек рано или поздно переживает романтический период своей жизни, и очаровательная Йовка Маждраганова тоже не избежала своей судьбы… Она отказала многим судьям, адвокатам, богатым торговцам, предлагавшим ей руку, лишь для того, чтобы очутиться под бедным кровом стройного поручика. Она и во сне видела, как он красуется верхом на своем вороном коне в поле, среди золотых нив, румяный и радостный, словно вестник счастья, облитый мягкими вечерними лучами, — и сердце ее не устояло. Она отдалась ему со всем пылом молодости, с покорностью созревшего плода, который сам падает на землю. Вскоре сыграли и свадьбу, но без особого воодушевления из-за скрытого недовольства ее отца.

Старик, хоть и был от природы миролюбивым, на этот раз не уступал. Он не любил военных за их приверженность князю [10] Имеется в виду Фердинанд Кобургский; с 1887 г. — князь, с 1908 по 1918 г. — царь Болгарии. , которого считал ответственным за убийство Стамболова. Матей Матов, со своей стороны, полагал, что старый делец проглотит горькую пилюлю и примирится. И откуда, в конце концов, такое барское пренебрежение к болгарскому офицеру, который со временем выдвинется, станет полковником, а быть может, и генералом? — подумал Матей Матов, и упрямство старика лишь укрепляло его в решении жениться. Остальные зятья были: один — крупным дипломатом, а двое других — богатыми торговцами из Габрова.