Мечты Клары подняли ее благочестие. Сомнения рассеялись. Бог ей кажется бесконечно добрым. В эти дни, еще знойные, церковь похожа на прохладное гнездо. Часто она уходит туда, но больше не просит у Бога прощенья за сотворенные грехи. Теперь ее молитвы-немой восторг, легкий дым кадильниц. В своих мыслях она окутывает ноги Богоматери нежными псалмами. Во время возношения Св. Даров она старается прогнать из головы стихи Рожера:
«Внемли же ныне, о скиталец юный,
Как сердца вздох мои волнует струны —
Таинственный зефир».
После обеда, как-то, приходит Лия.
— Представь себе, дорогая, — говорит ей Клара, — недавно твой брат восхитил нас своими стихами. Он часто читает вам?
— Нет, дорогая. Он не делает нам этой чести и потом…
— И потом?
— Рожер говорит, что девушкам нельзя слушать его многих стихов.
— Ты читала такие?
— Вот любопытная!… Один раз… Это было стихотворение к даме…
— Что там было?
— Не помню… Он говорил об ее плечах.
— Как ты думаешь, он их видел на балу?
— Ну да, глупая…
Клара д'Элебез думает о той красивой даме, которую она видела раз с Рожером в коляске. На ней был розовый капор…
— Дети, — зовет госпожа д'Элебез, — идите в столовую.
Подруги садятся за стол, одна против другой. Оправляя платье, они улыбаются по-детски — застенчиво и радостно, этой улыбкой нежной и невинной, почти грустной, двух учениц, встретившихся за стеной пансиона.
Клара д'Элебез в платье тети Аменаиды. Ее локоны падают на плечи, как ветви бука. Лия Фошерез темнее Клары, она причесана гладко, с бархатным бантиком на голове. У нее черные, миндалевидные глаза, как у брата. Нос острый, а рот маленький и круглый. На ней лиловое платье, и кончики панталон падают на башмаки цвета юбки. Черные шелковые перчатки придают ее ручкам важный вид. Она все время улыбается своей подруге, с ложечкой над тарелкой темной малины.
Госпожа д'Элебез уходит. И дети молча едят. Часы в трюмо бьют четыре. Время от времени Клара д'Элебез встает и угощает подругу. Она сама написала два маленьких меню: «малина, виноград, яблоки, шоколадный крем, абрикосовое варенье, сироп из смородины, аршад». Вдруг они начинают смеяться, потому что на ставню взлетел павлин, как букет теней.
После они идут на лужайку и с поднятой головой, вытянув руки, играют в серсо.
— Пойдем поглядеть, есть ли в курятнике яйца, — кричит вдруг Клара д'Элебез.
В соломе они находят три теплых яйца и несут их Гертруде, та благодарит добродушно. Обнявшись идут они по тенистой аллее.
— Ты имеешь известия об Альманде де Флорай?
— О!… представь себе!… — отвечает Лия, — только представь себе!… Рожер увидал позавчера в моей тетрадке стихи Альманды.
— Что он сказал?
— Он сказал: это стихи молодой и экзальтированной особы.
— Это все, что он сказал?
— Он еще прибавил: твоя подруга Клара д'Элебез говорила со мной на днях об Альманде де Флорай. Но то, что говорила твоя подруга, во сто раз прекрасней стихов Альманды.
— И потом?…
— Потом я спросила его, о чем ты говорила.
— И что он ответил?
— Она говорила о старом саде.
— Это все? — спрашивает тревожно Клара д'Элебез.
— Все…
— Да, это правда… Я говорила ему о старом саде…
— О каком саде?
— О саде «Заколоченного дома».
— Что это?…
— Это дом на холме у Ноарье.
— Кто там живет?
— Никто, он ведь заколочен… Но прежде… Когда-то…
— Кто? Скажи?
— Больная иностранка… мне кажется…
— Погляди, какая толстая ящерица…
— У нее синяя головка.
— Слышишь — экипаж? Это приехал управляющий за мной… О, как скоро!…
— Мы увидимся теперь только в монастыре… Вот и конец каникулам…
— Как скучно это, дорогая!… И Рожер уезжает послезавтра. Я останусь почти одна. Ты мне напишешь?
— Да… А ты тоже?
— Хорошо.
* * *
Лето кончается. Дни то спадают на резком ветру, то засыпают под шорох дождей. Клара д'Элебез после обеда рассматривает и приводит в порядок свой гербарий. Кончиком булавки она расправляет лепестки, считает их. Вот «ларбазис», который издает запах сладкого миндаля и цветет на поемных лугах. Вот «осенний крокус», он вреден коровам. Вот «солнечная роса», она растет в торфяном болоте и ее листья всегда серебрятся от рос. Вот «полевой гиацинт» с темно-синими колокольцами, и хрупкий «блуждающий вереск», и «душица» печальная с скромными и душистыми лепестками. Вот лечебный «обыкновенный шалфей» и «мелисса» — любимица пчел. Клара д'Элебез перечитывает в своей ботанике, предисловие которой украшено Богородицей в цветах, следующие стихи неизвестного поэта:
Читать дальше