Я сам - студент, слушавший лекции Крыленко. К праву они имели мало отношения и не правовыми идеями вдохновлялись. "Резинка" опиралась на трудовой экономический эффект мест заключения плюс, по теории переделки души арестанта в направлении коммунистических идеалов, применение бесплатного принудительного труда, где главным рычагом была шкала питания арестанта по такой зависимости от нормы выработки: "что заработал, то и поешь" - и прочие лагерные модификации лозунга "кто не работает, тот не ест".
Желудочная шкала питания сочеталась с надеждой на досрочное освобождение по зачетам. Все это разработано чрезвычайно детально, лестница поощрений и лестница наказаний в лагере очень велика - от карцерных ста граммов хлеба через день до двух килограммов хлеба при выполнении стахановской нормы (так она и называлась официально). Стахановская карточка печаталась, заказывалась и выдавалась, и сам Берзин без тени юмора считал именно такую операцию истинным применением стахановских идей в трудовом концлагере. Зная ограниченность Берзина, можно было верить, что он самым серьезным образом относился к своим словам. Выступления этого рода Берзин делал и на Колыме. Достаточно почитать тамошние газеты тогдашние.
Так проведен был Беломорканал, Москанал - стройки первой пятилетки. Экономический эффект был велик.
Велик был и эффект растления душ людей - и начальства, и заключенных, и прочих граждан. Крепкая душа укрепляется в тюрьме. Лагерь же с досрочным освобождением разлагает всякую, любую душу - начальника и подчиненного, вольнонаемного и заключенного, кадрового командира и нанятого слесаря.
Убийц я знал много. Рядом со мной в лагерном бараке спал милейший человек Миша Булычев, бывший бухгалтер из Горького. Горький в те годы давал тысячами растратчиков - судебная машина косила именно по этой статье направо и налево года два, и Миша Булычев стеснялся своего преступления. Ему казалось, что растратчики - это эпидемия, заболевание, переболел - и выпустили на волю здоровыми в правовом смысле людьми. Сам Миша был осужден за убийство - убил жену половинкой кирпича из ревности во время приступа запоя. Миша Булычев в лагере увидел, что не только его статья считается легче, чем 116-я за растрату - та была "модной", но и вообще он-то, Миша Булычев, со своей статьей первый человек в лагере. Что требуются даже его характеристики на товарищей-горьковчан - можно ли их освобождать досрочно, по мнению Миши Булычева. Миша давал характеристики.
Вскоре обнаружилось, что и регулярные запои обходятся в лагере еще дешевле, чем на воле. Как-никак Миша был бухгалтером по бытовой статье!
Уже позднее, в Сусумане, я спал с блатарем Соловьевым, который взял в побег фраера "на мясо", убил его, ел, пока был "во льдах", а осенью мороз "выжал" Соловьева из тайги в поселок. Соловьева судили, дали двадцать пять и пять - у него и так было лет двести лагерного срока, собранного подобным образом.
Соловьев провел в тепле, ожидая суда, зиму, а весной опять бежал, опять съел человека. Продолжил колымскую "сказку про белого бычка".
Как его сравнить с Мишей Булычевым, а в лагере и к тому, и к другому относились одинаково. К убийце в лагере не относятся как к убийце. Напротив, от первого до последнего дня заключенный-убийца чувствует поддержку государства - ведь он бытовик, а не троцкист, не враг народа. Он жертва (стечения) обстоятельств - не больше.
Это так и есть. Нераскрытый убийца, не сегодняшний убийца судит раскрытого за то, что тот перешел черту, зашел в опасную зону.
Где же тут понятие вины?
Искупление вины рассчитывается на "проценты", или, как в лагере говорят, "проценты". Твоя свобода в своих руках. В лагере обсуждают не вину, это никого не интересует - ни начальство, ни самих арестантов, - все понимают нелепость искупления какой бы то ни было вины. Обсуждают способы досрочного освобождения из лагеря - цену, какую может заключенный за это досрочное освобождение заплатить.
И еще я понял другое: лагерь не противопоставление ада раю, а слепок нашей жизни, и ничем другим быть не может.
Почему лагерь - это слепок мира?
Тюрьма - это часть мира, нижний или верхний этаж - все равно, с особыми правами и правилами, особыми законами, особыми надеждами и разочарованиями.
Лагерь же - мироподобен. В нем нет ничего, чего не было бы на воле, в его устройстве, социальном и духовном. Лагерные идеи только повторяют переданные по приказу начальства идеи воли. Ни одно общественное движение, кампания, малейший поворот на воле не остаются без немедленного отражения, следа в лагере. Лагерь отражает не только борьбу политических клик, сменяющих друг друга у власти, но культуру этих людей, их тайные стремления, вкусы, привычки, подавленные желания. Какой-нибудь Жуков, Гаранин, Павлов* приносят в лагерь вывернутое дно своей души.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу