Герберт Бейтс - Пикник - сборник

— Нет, сэр.

— Только не говорите мне «сэр», миссис Корбет. Меня зовут Лафарж. Генри Лафарж. — Он повернулся налить себе хересу и впился в нее сероватыми, навыкате, глазами. — Вам, наверное, страшно неудобно в этом злосчастном дождевике? Отчего бы его не скинуть на время?

Эти слова, хотя и сказанные необидным тоном, несколько ошарашили ее. Ей в голову не приходило, что накидку можно назвать злосчастной. Это была незаменимая, очень практичная, ноская вещь. Она прекрасно служила своему назначению, и, вновь недоумевая, миссис Корбет спустила ее с плеч.

— Вы думаете, я сглупил? — продолжал он. — С этим домом, я хочу сказать? Друзья в один голос говорят, что я сделал глупость. Конечно, он в жутком состоянии, это ясно, но мне думается, над ним стоит поколдовать. Вы не согласны? Вы думаете, я сглупил?

Она не могла отвечать. Ею внезапно, мучительно, овладела неловкость за старое коричневое платье, надетое под накидкой. Сконфуженно она сложила руки, безуспешно пытаясь прикрыть его от взгляда.

К счастью, однако, взгляд его был устремлен в окно, на дождь.

— Как будто бы унимается наконец, — объявил он. — А когда так, я вам смогу перед тем, как вы уедете, показать вид снаружи. Вы обязательно должны посмотреть на вид снаружи, миссис Корбет. Упоительное запустенье. До того упоительное, что прямо-таки наводит на мысль о Строберри-Хилле [5] Дом Хораса Уолпола (1717–1797), образец романтического архитектурного стиля в духе ложной готики. . Понимаете?

Она не понимала и снова перевела взгляд на свое коричневое платье, обтрепанное по краям.

Вскоре ливень начал стихать и кончился, только с могучих буков, осеняющих дом, еще продолжало капать. Соус для croflte aux champignons почти поспел; Лафарж обмакнул в него мизинец и сосредоточенно облизал, глядя на деревья, роняющие капли летнего дождя.

— В основном, сам его собираюсь красить, — сказал он. — Так интересней, вы не находите? Больше простора творчеству. Нам чрезвычайно, по-моему, недостает в жизни творческого подхода, а по-вашему? Глупо все самое увлекательное перекладывать на челядь и прислугу, вы не находите?

Поливая соусом грибы, он взглянул на нее с подкупающей вопросительной улыбкой, которая не требовала ответа.

— Итак, миссис Корбет, идем наружу. Вы должны посмотреть на вид снаружи.

Машинально она потянула на себя накидку.

— Не понимаю, отчего вам жаль расстаться с этой несчастной накидкой, миссис Корбет, — сказал он. — Я лично в тот самый день, как кончилась война, торжественно устроил всей этой рухляди грандиозное сожжение.

В засыпанном золой саду, где из кустистых дебрей травы вперемешку с крапивой, перевитых плотными белыми граммофончиками повилики, поднимались многолетние одичалые розы, он показал ей южный фасад дома с заржавелыми козырьками над окнами и изящными железными балкончиками, оплетенными ежевикой и шиповником.

— Сейчас, конечно, на штукатурку нельзя смотреть без содрогания, — сказал он, — но из-под моих рук она выйдет гладкой и розовой, как кожа младенца. Того оттенка, который часто видишь в Средиземноморье. Вы понимаете меня?

Всю западную стену укрыли без остатка ненасытные глянцевые плети плюща, ниспадающие с крыши пунцово-зеленой завесой, осыпанной дождем.

— Плющ уберут на этой неделе, — сказал он. — На плющ не обращайте внимания. — Он помахал в воздухе пухлыми, мучнисто-белыми руками, сжимая и разжимая пальцы. — Вообразите здесь розу. Черную розу. С огромными цветами глубокого красно-черного тона. Какие носят на шляпе. Знаете этот сорт?

Опять она поняла, что ответа ему не требуется.

— В летний день, — продолжал он, — цветы будут рдеть на фоне стены, как бокалы темно-красного вина на розовой скатерти. Согласитесь, разве не полный восторг?

Оглушенная, она смотрела на спутанные каскады плюща, на полчища рослого осота, больше обычного теряясь в поисках нужного слова. Торопливо соображая, как бы сказать, что ей пора ехать, она услышала:

— Что-то еще мне вам надо было сказать, миссис Корбет, только сейчас не вспомню. Что-то страшно существенное. В высшей степени.

Внезапно на мокрый бурьян, на заржавелые козырьки, на лягушачьи пятна Клариной накидки брызнуло солнце, словно бы принеся и Лафаржу мгновенное озаренье.

— Ах да — сердце, — сказал он. — Вот что.

— Сердце?

— У нас что сегодня? Вторник. В четверг я бы вас просил привезти мне лучшее из ваших сердец.

— Моих сердец?

Он рассмеялся, и опять необидно.