Гилберт Честертон - Человек, который был Четвергом

– Сайм говорит, – крикнул Рэтклиф полковнику, – что вот этот человек никогда не станет анархистом.

– На сей раз мсье Сайм совершенно прав, – смеясь, ответил полковник, – ведь этому человеку есть что отстаивать. Я забыл, что у себя на родине вы не привыкли встречать крестьян с достатком.

– Вид у него бедный, – заметил доктор Булль.

– Вот именно, – ответил полковник. – Потому он и богат.

– У меня мысль! – внезапно воскликнул доктор. – Сколько он возьмет за то, чтобы нас подвезти? Эти мерзавцы движутся пешком, мы живо бы от них ушли.

– Ах, дайте ему сколько запросит! – нетерпеливо подхватил Сайм. – У меня уйма денег.

– Так не годится, – возразил полковник. – Он не станет уважать вас, если вы не поторгуетесь.

– Нам некогда торговаться… – с досадой сказал Булль.

– Он торгуется, потому что он свободен, – сказал француз. – Поймите, он не оценит вашей щедрости. Ему не нужны чаевые.

Пришлось топтаться на месте, пока французский полковник обменивался с французским крестьянином неторопливыми шутками базарного дня. Однако всего минут через пять они убедились, что полковник прав, ибо дровосек принял их предложение не с равнодушной угодливостью хорошо оплаченного наемника, а с серьезностью адвоката, получившего должный гонорар. Он сказал, что лучше всего пробраться к маленькой харчевне в холмах над Ланей, хозяин которой, старый солдат, ударившийся на старости лет в благочестие, поможет им и даже не пожалеет ради них жизни. Беглецы влезли на груду дров, и тряская повозка двинулась вниз по другому, крутому склону. Как ни тяжела и громоздка она была, двигалась она быстро, и вскоре всех воодушевила отрадная вера, что им удастся уйти от таинственных преследователей. Никто так и не знал, откуда анархисты раздобыли столько сторонников; по-видимому, люди срывались с места при одном взгляде на кривую улыбку Секретаря. Сайм время от времени глядел через плечо на преследующую их армию.

По мере того как лес, отдаляясь, становился реже и ниже, Сайм видел сзади над собой залитый солнцем склон, по которому, словно гигантский жук, ползла темная толпа. Солнце светило ярко, видел Сайм прекрасно и различал отдельные фигуры, но все больше удивлялся тому, что движутся они как один человек. Одеты все были обычно, по-городскому – в темных костюмах и шляпах; но в отличие от уличных толп эта толпа не расплывалась, не рассыпалась, не распадалась на отдельные группы. Она двигалась грозно и неумолимо, словно армия зрячих автоматов.

Сайм сказал об этом Рэтклифу.

– Да, – кивнул инспектор, – это дисциплина, это Воскресенье. Быть может, он за пятьсот миль, но страх перед ним – всегда с ними, как страх Божий. Маршируют они по правилам, и говорят по правилам, и думают. Но, что много важнее для нас, по всем правилам оптики исчезают вдали.

Кивнул и Сайм. Черная толпа и впрямь становилась все меньше по мере того, как крестьянин погонял лошадь.

Залитая солнцем земля была здесь плоской, но за лесом, уступами, круто спускалась к морю, напоминая холмы Сассекса. Разница лишь в том, что сассекская дорога извилиста и прихотлива, как ручей, а белая французская дорога водопадом срывалась вниз. Повозка загромыхала на крутизне, и через несколько минут, когда склон стал еще круче, беглецам открылись маленькая бухта и синяя дуга моря. Туча преследователей меж тем исчезла за холмами.

Лошадь лихо свернула за купу вязов, едва не задев мордой старика, сидевшего на скамье под вывеской «Le Soleil d'Or» [*]. Возница что-то пробурчал, видимо прося прощения, и слез на землю. Путники тоже слезли один за другим и поздоровались со стариком, судя по радушию его – хозяином харчевни.

Он был седовлас, седоус и румян, как яблоко; такие простодушные люди с несколько сонным взором нередко встречаются во Франции, еще чаще – в южной Германии. И трубка его, и кружка пива, и цветы, и пчельник дышали покоем былых времен, но, войдя в дом, путники увидели на стене саблю.

Полковник поздоровался с трактирщиком, как со старым приятелем, прошел в дом, сел за стол и – вероятно, как всегда – что-то заказал. Воинская точность его действий заинтересовала Сайма; когда трактирщик вышел, он решил удовлетворить свое любопытство.

– Простите, полковник, – тихо спросил он, – почему мы зашли сюда?

Полковник Дюкруа усмехнулся, и усмешка пропала в его седых усах.

– По двум причинам, мсье, – отвечал он. – Первой я назову менее важную, но более практичную. Мы зашли сюда потому, что только здесь имеются лошади.