Дарья Михайлова - Андрюша

I

Было приятное майское утро, сквозь белые кружевные занавески в комнату Андрюши просачивался мягкий согревающий солнечный свет. Нежась в постели, десятилетний мальчик смотрел в потолок и размышлял, куда деваются днем звезды. Он многое знал про Млечный путь: например, что звезды на самом деле не желтые, а красные и синие, а возраст одной звезды может достигать 10 триллионов лет (правда, эта цифра казалась ему немыслимой, ведь в жизни он никогда не сталкивался с числами больше тысячи), однако он все не мог понять, в какой момент звезды над крышей его дома исчезают. Стоит сказать, Андрюша всегда пытался докопаться до самой сути вещей, до правды, даже если ему говорили, что он был слишком маленьким, чтобы ее понять. Поэтому его так увлекал процесс утренних раздумий, и в это время жизнь для Андрюши казалась как никогда приятной и беззаботной.

Когда он належался вдоволь и пришел к выводу, что звезды просто устают постоянно гореть и им на смену приходят облака, он с удовлетворением встал с кровати и пошел к маме в спальню, чтобы поделиться открытием. Однако на углу коридора при входе в спальню он замедлился, поскольку услышал весьма занимательный телефонный разговор.

–Просто понимаешь, я сильно переживаю. Вдруг его обижают, а он мне просто не говорит?… Я не хочу, чтобы он был изгоем. Я просто хочу, чтобы у него были друзья, как у всех… Как у нормальных детей… Думаешь?… Не знаю, может его в кружок какой-то отдать, чтобы социализировался как-то… Да, согласна с тобой. Я хочу, чтобы он был счастлив…

Андрюша стоял на цыпочках и слушал. Ему хотелось сейчас же сорваться с места и подбежать к маме или скрыться у себя в комнате, потому что он чувствовал, что делает что-то плохое, подслушивая разговор, однако любопытство одержало в нем верх и он продолжал слушать. После пятнадцати минут мама с неопознанным Андрюшей лицом начали обсуждать рецепт шарлотки, так что ему стало невыносимо скучно, и он решил, что может заняться более интересными вещами: например, поразмыслить, почему так получается, что какие-то существа на планете живут около 200 лет, например, киты, а какие-то- всего несколько минут-как бабочки, и насколько длина жизни зависит от размеров животного. И значит ли это, что он, Андрюша, проживет дольше всех из его класса, поскольку он самый крупный.

Этот вопрос, однако, оказался сложнее предыдущего и не по силам десятилетнему мальчику, потому что оказалось, что некоторые блохи живут дольше выхухолей, не говоря уже о крысах и бурундуках. Это привело Андрюшу к выводу, что совсем не факт, что он переживет своих одноклассников, и его настроение испортилось.

Наконец, избавившись от назойливых мыслей о китах, блохах и выхухолях, Андрюша оказался в тишине. Однако вакуум его мыслей длился недолго, поскольку в голове у мальчика всплыл услышанный телефонный разговор. Ему было интересно узнать, о ком с таким сочувствием говорила мама и почему она решила, что этот человек жалок и несчастен, не спросив его самого. Может, он чувствует себя самым счастливым человеком на свете, живя в одиночестве и будучи не таким «нормальным», как все остальные.

II

Крышка старого фортепиано с тихим скрипом открылась; за шуршанием листов нотной тетради, открытой в конечном счете на 5 странице, последовала мягкая мелодия Шопена. Ноктюрн номер 2 ми-бемоль мажор, сочинение девятое, было одно из самых часто играемых произведений в этой комнате за последние 30 лет. Проникнутая светлой грустью и нотками детской наивности, мелодия разливалась по каждому уголку маленькой неприметной комнаты, полностью заставленной старой деревянной мебелью, с крохотным окном и фикусом на подоконнике.

Спустя несколько минут мелодия стихла и из-за массивного инструмента на солнечный свет, едва освещающий половину комнаты, встал человек лет 45. Он выглядел старше своего возраста, в чем большую роль сыграли отросшая щетина, покрывавшая его неровный подбородок, и множество морщин и складок на лице, вызванные, скорее, не старостью, а постоянной грустью или ненавистью, или и тем, и другим. Человек был полон; несмотря на крупное телосложение, он выглядел слабым, и весь его вид: от стертых до дыр носков до отросшей челки, скрывающей бОльшую часть лба- делал его жалким и нелепым.

Его руки, которыми он утонченно исполнял произведения искусства, некогда красивые и ухоженные, сейчас выглядели толстыми, ладони покрывали волдыри и мозоли от тяжелых физических работ. Глаза его, однако, серые, помутневшие со временем и потерявшие глубину цвета, все ещё сохраняли отражение детского добра и любви.