Жан Лабрюйер - Характеры, или Нравы нынешнего века

Маро и Рабле совершили непростительный грех, запятнав свои сочинения непристойностью: они оба обладали таким прирожденным талантом, что легко могли бы обойтись без нее, даже угождая тем, кому смешное в книге дороже, чем высокое. Особенно трудно понять Рабле: что бы там ни говорили, его произведение — неразрешимая загадка. Оно подобно химере — женщине с прекрасным лицом, но с ногами и хвостом змеи или еще более безобразного животного: это чудовищное сплетение высокой, утонченной морали и грязного порока. Там, где Рабле дурен, он переходит за пределы дурного, это какая-то гнусная снедь для черни; там, где хорош, он превосходен и бесподобен, он становится изысканнейшим из возможных блюд.

Два писателя высказывали в своих трудах неодобрение Монтеню {19} 19 Два писателя высказывали в своих трудах неодобрение Монтеню… — Речь идет, по-видимому, о крупном деятеле янсенизма и одном из авторов «Логики Пор-Рояля» Николе (1628–1695) и о философе Мальбранше (1638–1715), авторе труда «Поиски истины». ; я тоже считаю, что Монтень не свободен от недостатков, но они, видимо, вообще нисколько его не ценили. Один из них недостаточно мыслил, чтобы ценить автора, который мыслил много; другой мыслил слишком утонченно, чтобы ему могли нравиться простые мысли.

Сдержанная, серьезная, строгая манера изложения служит автору порукой долгой известности: мы до сих пор читаем Амио {20} 20 Амио Жак (1513–1593) — переводчик «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. и Коэффето {21} 21 Коэффето Никол а (1574–1623) — известный своими проповедями епископ города Марселя. , но читает ли кто-нибудь их современников? Бальзак по отбору слов и выражений ближе нам, чем Вуатюр; но если последний по оборотам, по духу и отсутствию простоты кажется нам устарелым и ничем не напоминает наших сочинителей, все же надо сказать, что его легче замалчивать, чем ему подражать, и что немногочисленные последователи Вуатюра так и не смогли его превзойти.

Г. Г. {22} 22 Г. Г. — Речь идет о журнале «Галантный Меркурий». Инициалы объясняются тем, что Лабрюйер употребил греческое имя Меркурия — Гермес. стоит несколько ниже полного ничтожества; впрочем, подобных изданий у нас немало. Тот, кто ухитряется нажить состояние на глупой книге, в такой же мере себе на уме, в какой неумен тот, кто ее покупает; однако, зная вкус публики, трудно порой не подсунуть ей какой-нибудь чепухи.

Всем очевидно, что опера — это лишь набросок настоящего драматического спектакля {23} 23 …опера — это лишь набросок настоящего драматического спектакля… — Размышления Лабрюйера об опере датируются временем, когда этот жанр дискутировался в литературных кругах. Буало, Расин, Лафонтен, Сент-Эвремон выступили с разных позиций против оперы. , только намек на него.

Не знаю, почему это опера, несмотря на превосходную музыку и царственную роскошь постановки, все же нагоняет на меня скуку.

Иные сцены в опере хочется заменить, а порой вообще ждешь не дождешься, чтобы она окончилась: происходит это из-за отсутствия театральных эффектов, действия, всего, что увлекает зрителя.

Опера в наши дни — это еще не поэма, а лишь отдельные стихи: с тех пор как Амфион {24} 24 Амфион. — По-видимому, речь идет о французском композиторе Жан-Батисте Люлли (1633–1687), создателе классической оперы. Люлли придавал меньшее значение театральной технике, нежели маркиз де Суде-рак, возглавлявший до него Королевскую академию музыки. Отдавая должное Люлли как композитору, Лабрюйер не признавал его театральной реформы. и его присные решили убрать театральные машины, она перестала быть зрелищем и превратилась в концерт, вернее — в пение, которое сопровождают инструменты. Тот, кто утверждает, будто театральные машины — это детская забава, годная только для театра марионеток, вводит людей в обман и прививает им дурной вкус: машины украшают вымысел, придают ему правдоподобие, поддерживают в зрителе приятную иллюзию, без которой театр утрачивает большую часть своей прелести, ибо она сообщает ему нечто волшебное. Обеим «Береникам» и «Пенелопе» {25} 25 Обеим «Береникам» и «Пенелопе»… — Подразумеваются трагедии «Береника» (1670) Расина, «Тит и Береника» (1670) Корнеля и «Пенелопа» аббата Жене (1639–1719). не нужны полеты, колесницы, превращения, но опере они необходимы: смысл ее в том, чтобы с одинаковой силой чаровать ум, глаза и слух.