Он только что позавтракал и был очень красен, так как после еды у него всегда бывало сердцебиение. Едва завидев ее, он воскликнул: «Ну как?», — горя нетерпением узнать о результате своего посредничества.
На этот раз она была решительнее и ответила немедленно, без всякой стыдливой робости:
— Мой муж не желает больше детей.
Аббат, чрезвычайно заинтересованный, повернулся к ней, готовясь с поповским любопытством накинуться на эти альковные тайны, которые так забавляли его в исповедальне. Он спросил:
— Как это?
Теряя свою решительность, она с волнением разъяснила:
— Но… он… он… отказывается сделать меня матерью…
Аббат понял; он знал эти вещи. Он пустился в расспросы со всеми точными и мелочными подробностями, с жадностью человека, обреченного на воздержание.
Затем он пораздумал несколько минут и спокойным тоном, словно говоря о хорошем урожае, начертал ей искусный план поведения, отмечая все пункты:
— Остается только один выход, дитя мое, а именно убедить его в том, что вы уже беременны. Он перестанет остерегаться, и вы забеременеете взаправду.
Она покраснела до слез, но, решившись на все, настаивала:
— А… если он не поверит мне?
Кюре хорошо знал способы управлять людьми и держать их в руках.
— Объявите всем о вашей беременности, говорите о ней повсюду; в конце концов и он поверит. — И он прибавил, словно для того, чтобы оправдать эту военную хитрость: — Это ваше право. Церковь терпит плотскую связь между мужчиной и женщиной только ради рождения детей.
Она последовала хитроумному совету и две недели спустя объявила Жюльену, что считает себя беременной.
Он так и подскочил:
— Не может быть! Неправда!
Она указала на причину своих подозрений; тем не менее он тут же успокоился:
— Ничего, подожди немного. Там видно будет.
Потом каждое утро спрашивал:
— Ну, что же?
И она неизменно отвечала:
— Нет, все еще нет. Я уже не сомневаюсь, что беременна.
Он тоже беспокоился и был в такой же степени разгневан и раздосадован, как и удивлен. Он твердил:
— Ничего не понимаю, ровно ничего! Пусть меня повесят, если я знаю, как это могло случиться!
Через месяц она рассказывала новость всем и каждому, за исключением графини Жильберты — из чувства какой-то сложной и деликатной стыдливости.
С минуты первого признания жены Жюльен не приближался больше к ней; но затем он с яростью покорился своей участи, заявив:
— Еще один непрошеный!
И снова стал приходить в комнату жены.
То, что предвидел священник, сбылось в точности. Она забеременела.
Тогда, полная безумной радости, она стала каждый вечер запирать свою дверь, посвящая себя вечному целомудрию в порыве благодарности неведомому божеству, которому она поклонялась.
Она снова чувствовала себя почти счастливою, удивляясь тому, как быстро стихла ее скорбь после смерти матери. Она считала тогда себя безутешной, а между тем всего за каких-нибудь два месяца эта живая рана затянулась. Осталась только нежная печаль, словно какой-то покров горести, накинутый на ее жизнь. Ей казалось, что в жизни ее уже невозможны какие-нибудь крупные события. Дети вырастут, будут ее любить; она состарится, спокойная, довольная, не интересуясь больше мужем.
В конце сентября аббат Пико приехал с церемонным визитом в новой сутане, пятна на которой были всего лишь недельной давности; он представил Жанне своего преемника, аббата Тольбьяка. То был совсем еще молодой, худощавый священник, очень маленького роста и с высокопарной речью; впалые глаза, окаймленные черными кругами, выдавали в нем страстную душу.
Старого кюре назначили благочинным в Годервиль.
Жанна была искренне огорчена, узнав о его отъезде. Образ этого добряка был связан со всеми воспоминаниями молодой женщины. Он венчал ее, он крестил Поля, он отпевал баронессу. Она не представляла себе Этувана без пузатого аббата Пико, проходящего вдоль дворов ферм; она любила его за жизнерадостность и непринужденность.
Несмотря на повышение, он не казался веселым. Он говорил:
— Тяжело мне это, тяжело, графиня. Вот уже восемнадцать лет, как я здесь. Что и говорить, приход малодоходный и мало чего стоит. Мужчины малорелигиозны, а женщины… женщины, право же, невозможного поведения. Девушки идут в церковь венчаться не иначе, как уже совершив паломничество к «богоматери брюхатых», и померанцевые цветы невысоко ценятся в этом краю. Но что же поделать, — я любил его.
Новый кюре покраснел и проявил явное нетерпение. Он сказал резко:
Читать дальше