Ги Мопассан - Избранные произведения в одном томе

Леон (направившийся было к выходу, возвращается) , Было бы лучше, тетя, если бы вы, ничего еще не зная, не высказывали вслух в присутствии Жильберты таких возмутительных предположений.

Жильберта (вставая) . Прошу вас больше не говорить об этом. Все, что я слышу, разрывает мне сердце, мне претит эта грязь. Я буду ждать мужа. Я доверяю ему и хочу обо всем узнать от него самого. Если случилось несчастье, у меня хватит мужества… Но я больше не хочу слушать подобные вещи! (Она выходит в левую дверь, сопровождаемая Петипре.)

Молчание.

Г-жа де Роншар. Ну, Леон, ты и теперь торжествуешь? Видишь, каковы мужья-красавцы? Все они одинаковы!

АКТ ВТОРОЙ

Комната Мюзотты. Обставлена кокетливо, но без роскоши. В глубине сцены слева неубранная постель, Мюзотта лежит в шезлонге, на левой стороне авансцены, за ширмой Около кровати колыбель, изголовьем к зрительному залу. На камине и на столике около него пузырьки с лекарством, чашка, грелка, сахарница. Справа на авансцене стол.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Мюзотта спит. Бабен, г-жа Флаш,

Бабен (вполголоса) . Заснула.

Г-жа Флаш (так же) . О! Она долго не проспит, если только не заснет навсегда.

Бабен. Вот уж не повезло ей! И хлопот же нам, женщинам, с этим делом! Подумать только, помереть из-за ребенка!

Г-жа Флаш. Что ж делать, госпожа Бабен! Раз люди рождаются, надо им и умирать. А то на земле и места не хватит.

Бабен (садясь у стола с правой стороны) . Хорошо бы отправляться туда всем по-одинаковому, в одном возрасте; по крайней мере, не было бы неожиданностей.

Г-жа Флаш (наливая себе чай) . Вы просто смотрите на вещи, госпожа Бабен. А я предпочитаю не знать наперед. Я хотела бы умереть, как засыпаешь, — ночью, во сне, без страданий, от паралича сердца.

Бабен (смотря на больную) . Вот еще безумие — захотела перейти на шезлонг! Ведь врач говорил, что от одного этого она может помереть.

Г-жа Флаш (садясь с левой стороны стола) . Я ее понимаю. Знаете, когда привязана к человеку, можно сделать любую глупость. А если женщина кокетлива, — вам-то, кормилица, деревенским, это незнакомо, — так это уж свойство души, все равно как набожность. Вот ей и захотелось немножко принарядиться. Она боялась, что будет неинтересной, понимаете? Мне пришлось расчесать ей волосы, уложить их, навести красоту, как говорится.

Бабен. Уж эти парижанки!.. До самого-то конца им надо франтить! (Пауза.) А придет ее барин?

Г-жа Флаш. Не думаю. Мужчины не очень-то любят, когда прежние зовут их в такие минуты. Вдобавок он сегодня женится, бедняга!

Бабен. Дело дрянь!

Г-жа Флаш. Вы правы!

Бабен. Уж, конечно, не придет. Пошли бы вы в такой день навестить мужчину?

Г-жа Флаш. Если бы очень любила, пошла бы.

Бабен. Даже если бы в этот день выходили за другого?

Г-жа Флаш. Даже тогда. Это меня растрогало бы, доставило бы сильное ощущение. Я люблю сильные ощущения!

Бабен. Ну, а я-то уж не пошла бы. Нет, нет, не пошла бы. Я побоялась бы растревожить себя.

Г-жа Флаш. Доктор Пеллерен уверен, что он придет.

Бабен. Вы хорошо знаете врача?

Г-жа Флаш. Доктора Пеллерена?

Бабен. Да. Больно он франтоват.

Г-жа Флаш. Да, это франт, франт… но вместе с тем хороший врач. А какой чудак! Чудак и кутила! Вот уж кто умеет устроить себе приятную жизнь! Недаром он врач Оперы!

Бабен. Такой пустозвон и кривляка?

Г-жа Флаш. Пустозвон! Не часто встретишь такого пустозвона! А уж как любит женщин, ах-ах! Правда, и другие врачи такие же! Я на них насмотрелась в Опере.

Бабен. В Опере?

Г-жа Флаш. Я восемь лет была танцовщицей. Да, я самая. Я танцевала в Опере.

Бабен. Вы, госпожа Флаш?

Г-жа Флаш. Да. Мама была акушеркой и научила меня своему ремеслу, а в то же время и танцам: всегда нужно иметь две тетивы на луке [599], — так она говорила. С танцами, видите ли, можно далеко пойти, если только не любишь вкусно покушать, а я, к сожалению, это как раз любила. В двадцать лет я была, как былинка, тоненькая, гибкая! Но потом разжирела, отяжелела, стала страдать одышкой. А когда мама умерла, у меня уже был акушерский диплом, и я забрала себе ее пациенток, прибавив к званию слова «акушерка Оперы»: я ведь у них у всех принимаю. Меня там очень любят. Когда я была танцовщицей, меня звали мадмуазель Флакки Первая.