Джеймс Джойс - Избранные произведения. Том II

Отвечай что-нибудь.

— У меня она часто будет пустовать.

Те же место и час, та же премудрость: и я тот же. Вот уже трижды. Три петли вокруг меня. Ладно. Я их могу разорвать в любой миг, если захочу.

— Потому что вы не откладываете, — мистер Дизи поднял вверх палец. — Вы еще не знаете, что такое деньги. Деньги — это власть. Вот поживете с мое. Уж я — то знаю. Если бы молодость знала. Как это там у Шекспира? «Набей потуже кошелек».

— Яго, — пробормотал Стивен.

Он поднял взгляд от праздных ракушек к глазам старого джентльмена.

— Он знал, что такое деньги, — продолжал мистер Дизи, — он их наживал. Поэт, но в то же время и англичанин. А знаете, чем англичане гордятся? Какие самые гордые слова у англичанина?

Правитель морей. Холодные как море глаза смотрели на пустынную бухту — повинна история — на меня и мои слова, без ненависти.

— Что над его империей никогда не заходит солнце.

— Ха! — воскликнул мистер Дизи. — Это совсем не англичанин. Это сказал французский кельт [83].

Он постукал своей копилкой о ноготь большого пальца.

— Я вам скажу, — объявил он торжественно, — чем он больше всего хвастает и гордится: «Я никому не должен».

Надо же, какой молодец.

— «Я никому не должен. Я за всю жизнь не занял ни у кого ни шиллинга». Вам понятно такое чувство? «У меня нет долгов». Понятно?

Маллигану девять фунтов, три пары носков, пару обуви, галстуки. Каррэну десять гиней. Макканну гинею. Фреду Райену два шиллинга. Темплу за два обеда. Расселу гинею, Казинсу десять шиллингов, Бобу Рейнольдсу полгинеи, Келеру три гинеи, миссис Маккернан за комнату, пять недель. Малая моя толика бессильна [84].

— В данный момент нет, — ответил Стивен.

Мистер Дизи от души рассмеялся, пряча свою копилку.

— Я так и думал, — сказал он весело. — Но когда-нибудь вам придется к нему прийти. Мы народ щедрый, но справедливость тоже нужна.

— Я боюсь этих громких слов, — сказал Стивен, — они нам приносят столько несчастий [85].

Мистер Дизи вперил суровый взгляд туда, где над камином пребывали дородные стати мужчины в клетчатом килте: Альберт Эдуард, принц Уэльский.

— Вы меня считаете старым замшелым тори, — молвил его задумчивый голос. — Со времен О'Коннелла я видел три поколения [86]. Я помню голод. А вы знаете, что ложи оранжистов вели агитацию против унии за двадцать лет до того, как этим стал заниматься О'Коннелл, причем попы вашей церкви его клеймили как демагога? У вас, фениев, короткая память.

Вечная, славная и благоговейная память. Алмазная ложа в Арме великолепном, заваленная трупами папистов. При оружии, в масках, плантаторы хриплыми голосами дают присягу. Черный север и истинная голубая библия. Берегись, стриженые [87].

Стивен сделал легкое движение.

— В моих жилах тоже кровь бунтарей, — продолжал мистер Дизи. — По женской линии. Но прямой мой предок — сэр Джон Блэквуд [88], который голосовал за унию. Все мы ирландцы, и все потомки королей [89].

— Увы, — сказал Стивен.

— Per vias rectas [90], — твердо произнес мистер Дизи.

— Это его девиз. Он голосовал за унию и ради этого натянул ботфорты и поскакал в Дублин из Нижнего Ардса.

Трала — лала, трала — лала.

На Дублин путь кремнист.

Деревенщина-сквайр в седле, лоснящиеся ботфорты. Славный денек, сэр Джон. Славный денек, ваша честь. День-денек… День-денек… Ботфорты болтаются, трусят в Дублин. Трала — лала, трала — лала, трусят.

— Кстати, это напомнило мне, — сказал мистер Дизи. — Вы бы могли оказать мне услугу через ваши литературные знакомства. У меня тут письмо в газету. Вы не присядете на минутку, я бы допечатал конец.

Он подошел к письменному столу у окна, подвинул дважды свой стул и перечел несколько слов с листа, заправленного в пишущую машинку.

— Присаживайтесь. Прошу меня извинить, — сказал он через плечо. — Законы здравого смысла . Одну минутку.

Вглядываясь из-под косматых бровей в черновик возле своего локтя и бормоча про себя, он принялся тукать по тугим клавишам машинки, медленно, иногда отдуваясь, когда приходилось возвращать валик, чтобы стереть опечатку.

Стивен бесшумно уселся в присутствии августейшей особы. Развешанные по стенам в рамках, почтительно застыли изображенья канувших в Лету лошадей, уставив кверху кроткие морды: Отпор лорда Гастингса, Выстрел герцога Вестминстерского, Цейлон герцога Бофора, взявший Парижский приз в 1866году. На седлах легкие жокеи в чутком ожиданье сигнала. Он следил за их состязанием, поставив на королевские цвета, и сливал свои крики с криками канувших в Лету толп.