В утро, следовавшее за прибытием Адиромы в Фивы, вся многочисленная семья Рамзеса находилась в саду, примыкавшем к женскому дому и обнесенном высокой каменной оградой. Стройные пальмы, сикоморы и громадные бананы давали достаточную тень саду, хотя солнце забралось уже довольно высоко. Младшие члены семьи фараона, мальчики с локонами юности на щеках и девочки с золотыми обручами в виде змея-уреуса на головах, затеяли шумную игру, соответствовавшую обычным интересам своего века: они изображали две воюющие стороны, из которых одна сторона представляла собою египтян, а другая – презренных обитателей страны Либу. Некоторые девочки-принцессы плакали, когда на их долю выпадало быть презренными либу, и жаловались своим черномазым статс-дамам, что мальчики-принцы хотят отрезать у них руки по праву победителей.
Сторону обиженных сестренок приняла хорошенькая Снат-Нитокрис. Она сказала, что превращать египтян и египтянок в презренных либу может только богиня Изида.
– Где же, милая Снат, мы возьмем Изиду? – спросила самая маленькая принцесса, Гатор, названная так по имени богини красоты и любви.
– Я буду Изидой, – отвечала Нитокрис. – Принесите мне цветок лотоса и несколько колосьев пшеницы.
Маленькие принцессы бросились исполнять приказание старшей сестры и скоро явились с цветком лотоса и колосьями.
Шалунья Нитокрис приняла на себя важный вид богини.
– Становитесь на колени перед божеством! – сказал она повелительно.
Девочки тотчас же исполнили приказание богини; но некоторые юные принцы заупрямились, боясь превратиться в презренных либу. Однако Нитокрис продолжала свою роль.
– Начинаю с младших, – сказала она. – Гатор! Выбери себе один колос.
Юная принцесса дрожащей рукой вынула один колос из общей связки.
– Теперь отрывай от колоса одно зерно за другим и говори: Египет – Либу, Египет – Либу, так до последнего зерна. Если последнее зерно будет Либу, то и ты будешь презренным либу.
Девочка со страхом начала отрывать зерно за зерном. Руки ее дрожали.
– Египет – Либу, Египет – Либу, – шептала она.
Все фараонята собрались вокруг и с жадным любопытством следили за процессом отрывания от колоса зерен, повторяя вслух: «Египет – Либу, Египет – Либу».
– Египет – Либу, Египет – Либу, Египет…
Гатор вся вспыхнула от неожиданности и счастья: последним зерном у нее было «Египет».
– Милая Снат! – закричала она радостно. – Я египтянин!
Она вся светилась восторгом, глазки ее блестели. Это заинтересовало и мальчиков.
– Теперь я! Теперь мне! – приставали они к важной Изиде.
Нитокрис всех отстранила повелительным жестом.
– Теперь тебе, Рамзес-Горус, – сказала она, протягивая руку с колосьями младшему братишке.
Юный принц не без страха вынул колос.
– Египет – Либу, Египет – Либу, Египет – Либу, – шептал он, отрывая зерно за зерном.
Интерес зрителей возрастал все больше и больше.
– Египет – Либу, Египет— Либу, Египет…
– Либу! Либу! – захлопала в ладоши счастливица Гатор.
– Либу! Либу! – повторяли другие девочки. – Ты презренный либу! Либу!
– Я не хочу! Я не хочу! – обиделся юный принц и бросил свой ощипанный колос.
Все юные фараоны пришли в волнение. Начались протесты. Девочки держали сторону Изиды.
– Теперь кому вынимать колос?
– Теперь Миамуну-Амону.
– Нет, теперь Путифаре – она моложе Миамуна.
– Неправда! И мне восемь лет, и тебе!
– Мне восемь лет было давно – я старше!
– Нет, я старше: я из утробы царицы, а ты из утробы рабыни.
– Неправда! Моя мама тоже была царевна.
Дети слышали от старших об «утробном праве» и теперь препирались о старшинстве не по возрасту, а по праву рождения.
Но в это время в саду показалась сама царица Тиа в сопровождении своего первенца, Пентаура.
– А! Мама! – радостно проговорила Нитокрис, сбрасывая с себя всю напускную важность богини. – А с нею и Лаодика.
– Лаодика! Лаодика! – взволновались юные принцессы, а за ними и юные принцы, и все бросились навстречу царице и Лаодике.
Последняя по-прежнему смотрела задумчиво и грустно, хотя в выражении лица замечалось меньше тоски и подавленности. Жена Рамзеса, когда Бокакамон представил юную дочь Приама ко двору, приняла ее очень ласково, совершенно с материнской нежностью: грустная судьба молодой девушки и несчастья, постигшие царство ее отца, расположили сердце царицы Египта в пользу бедной сиротки. Самая наружность Лаодики очаровала всех. Красота ее являлась чем-то невиданным под знойным солнцем тропиков, где лица почти так же смуглы, как и лица нубийцев, между тем как юная троянка была беленькая и с таким цветом волос, который казался чем-то необычайным черноволосым египтянам.
Читать дальше