Карл Шпиттелер - Федор Карлович

Она же быстро подошла к нему, взяла за обе руки и заговорила звучным голосом, громко и ясно:

— Федор Карлович, я надеюсь, что вы догадались обо всем. Я позвала вас к себе не как женщина и друг, которого вы почитаете и который сохранит о вас теплые воспоминания, но как заговорщица, получившая от мужа поручение убедить вас в правоте нашего дела.

Лицо капитана омрачилось.

— Возможно, вы, Ольга Алексеевна, действовали, исходя из лучших побуждений, но ваш поступок столь же бесполезен, как и жесток. Бесполезен, потому что никакие уговоры, веди их хоть сам ангел, не смогут быть правыми в глазах мужчины, ежели они противны голосу совести. Жесток, потому что наша встреча, которой я избежал бы любой ценой, не будь на то ваша воля, разбудила всю печаль, всю тоску моего сердца.

Ольга Алексеевна, казалось, ничуть не была оскорблена его несколько резким отказом. Она смотрела на него испытующе и пристально, и в ее отчаянных взглядах, словно волны прибоя, отражалась любовь. Потом она спросила притворным, заискивающим тоном:

— А если я добровольно, по собственному разумению, отдам вам свое сердце и свою любовь, то и тогда, наверное, не смогу вас убедить?

По лицу капитана пробежала дрожь. Хотя он и пробовал бороться с собой, всем телом и душой его тянуло к ней, и когда он против воли смотрел на ее великолепную фигуру, благородной лепки лицо с правильными чертами, ее темные, таинственные глаза, обещавшие все блаженство рая, в него вдруг закралось сомнение, что все богатства мира, все идеалы ничто по сравнению со счастьем обладать любимой женщиной, что на всем божьем свете есть только одно счастье, только одна цель — та, которая стояла теперь перед ним, которой он мог бы добиться одним-единственным словом. Но характер его укрепила долгая привычка к честным помыслам и поступкам. Лишь один миг поколебалась его душа при виде соблазна, однако затем он печально и твердо ответил:

— Ольга Алексеевна, я не могу изменить свое решение — даже ценой того рая, который вы мне обещаете. Пощадите честного человека, не притязавшего на вашу благосклонность и никогда не дававшего вам повода подвергнуть его жестоким испытаниям. Еще до того, как вы позвали меня, я был с радостью готов совершить то, чего требует долг. Я и теперь поступлю так же, но с разбитым сердцем. Покончим с этим, Ольга Алексеевна. Я просил вас сохранить обо мне добрую память, и это все, чего я желаю. Такое желание, быть может, больше того, что вы мне предлагаете.

Затем капитан поклонился и собрался уйти, не глядя на нее.

Вдруг ее красивое лицо озарилось бурной радостью, и, прежде чем он успел опомниться, она бросилась к нему, обвила руки вокруг шеи, покрывая рот горячими поцелуями.

— А я, — торжествующе крикнула она, — никогда не полюблю мужчину, который меняет свои убеждения ради женщины. Федор Карлович, не браните меня за то, что я вас позвала. Это было не напрасно: я объявляю себя сторонницей императора.

— Вы, Ольга Алексеевна, — Эгерия [4] Возлюбленная и мудрая советчица древнеримского царя Нумы Помпилия, обладающая даром пророчества нимфа священного ручья, из которого жрицы-весталки черпали воду для храма богини Весты. революции?

Счастливо улыбаясь, она презрительно пожала плечами.

— Убеждения женщины всегда идут по пятам за любовью. Я люблю вас, Федор Карлович; я люблю вас и хочу, чтобы вы переубедили меня стать сторонницей императора и отечества. Лишь одно условие я связываю с моим обращением: отомстите за меня бесчестному человеку, который гнусно отказался от права называть меня своею, от права, которое ваше благородство соблюло с исключительной щепетильностью; который заставил меня торговать своей благосклонностью ради эгоизма и политики. Отомстите за меня, Федор Карлович! Заклинаю вас вашей любовью, я хочу этого!

Ее страстная речь, бурное объятие, жгучие поцелуи и любящие взгляды не встретили сопротивления, после того как совесть капитана уже не давала ему повода говорить от имени убеждений. Он не сделал попытки устоять против объединенной силы своих и ее чувств, и Ольга Алексеевна наслаждалась своей местью.

— Ну что? — поспешно крикнул полковник жене, возвратясь домой через несколько часов.

— Хорошо! — ответила Ольга Алексеевна, лежавшая на диване. Голос ее звучал странно, она бросила на мужа злой взгляд полуопущенных глаз.

— Он наш?

— Он мой!

— Славная работа! Превосходно, моя голубушка! Будь здорова! В крепости все в порядке. Когда увидимся, я уже буду генералом и военным министром.