Чарльз Сноу - Лакировка

— Кто бы догадался, что страна идет к банкротству?

Он не сказал — но она и так поняла, — что думает он вовсе не об этой угрозе, а о других, более непосредственных: в связи с убийством леди Эшбрук пока еще никого не арестовали. У него были свои подозрения, но смутные, еще не выкристаллизовавшиеся. Он не сомневался, что Фрэнк Брайерс с видом полной откровенности сообщает ему ничего не значащие частности и умалчивает о том, чем занимается на самом деле. Выяснилось, что Лоузби и Сьюзен допрашивались по нескольку раз. Только услышал он об этом не от Брайерса. Его очень интересовало, что же удалось выяснить относительно других причастных людей. Но Брайерс был мастером двойной игры. И впервые использовал это свое умение против Хамфри. Да, конечно, он ему сказал, что они собираются установить, где были и чем занимались самые разные люди вечером 24 июля и в ночь на 25-е. Но только круглый идиот, с раздражением и тревогой думал Хамфри, не догадался бы об этом сам.

Его сердило, что Брайерс держится с ним как со старым другом, но не доверяет ему. Однако Хамфри считал, что знает, в каком направлении идут розыски. И если он прав, значит, некоторые его знакомые живут под дамокловым мечом. Тем не менее, как он и заявил утром, жизнь продолжалась. И несколько часов спустя на званом обеде быстрый взгляд Кейт показал ему, что она не забыла этих его слов. Тогда, утром, он решил, что безопаснее будет не рассказывать ей о своих подозрениях. Вот и сейчас кто-то из сидящих за столом, возможно, скрывает непреходящее напряжение.

Впрочем, обед, хотя атмосфера и оставляла желать лучшего, прошел без особых шероховатостей. Давал его Том Теркилл у себя на Итонской площади. Ему пришлось отменить званый завтрак, гвоздем которого предстояло быть леди Эшбрук, — как свидетельствовала запись в ее ежедневнике, последнее принятое ею приглашение. Тем не менее его продолжала грызть мысль, что он не отплатил гостеприимством за гостеприимство. Выходило, что кто-то получил над ним моральный перевес. Результатом явился этот обед, чуть ли не банкет — среди его соседей вряд ли кто-нибудь решился бы устроить нечто подобное у себя дома: Лефрой, Поль и Селия, Перримены, Алек Лурия, Хамфри, его собственная дочь. Все, с кем надо рассчитаться за приглашения перед смертью леди Эшбрук, и еще двое, кого просто стоило пригласить. Этими двумя были член кабинета с супругой — Теркилл не собирался расходовать вечер понапрасну. Роль хозяйки с полной невозмутимостью играла его политическая советница Стелла Армстронг, пышная, красивая, слишком уж яркая для силы позади трона.

Столовая Тома Теркилла примыкала к гостиной, была одной с ней величины и обставлена с таким же уверенным вкусом. На стенах еще картины, но не такие будоражащие, как в соседней комнате, дающие отдых глазу. Два Крома, один Чиннери, серия акварелей Боннингтона. Кто-то вложил во все это немало заботы, подумал Хамфри, как и в прошлый раз.

Над длинным обеденным столом царила люстра, заливая сиянием скатерть, салфетки, серебро, хрусталь. Женщины были в вечерних туалетах. Хамфри пришло в голову, что в дни его молодости для подобного обеда в подобном месте мужчины надели бы смокинги или даже фраки, если вернуться к самым первым званым вечерам в его жизни. А теперь — ни единого смокинга. Но, с другой стороны, еда, хотя и не такая обильная, была, насколько помнил Хамфри, лучше, а вина, во всяком случае, не хуже. Хотя Теркилл сам не пил, он явно пользовался советами знатока.

Все это выглядело таким надежным! Хамфри вспомнились подобные обеды перед войной — и то же ощущение надежности и безопасности. Почти все люди чувствуют себя в безопасности, пока не оказывается, что уже поздно, Сколько раз ему доводилось видеть, как люди вообще не помышляли даже о возможности беды. Наверное, перед каждой революцией бывало много таких же изысканных банкетов для избранных. И, наверное, так же бездумно люди относились к опасностям, которые грозят лично им.

Тем не менее с самого начала вечер не задался. Теркилл сел за стол весь во власти мании преследования. Глядя прямо перед собой, он спросил, понимает ли хоть кто-нибудь, что с ним делают. Вопрос, молящий о жалости, на который невозможно ответить. Может быть, он подразумевал свои иски? Но юристы — в их числе отец Поля Мейсона — не сомневались, что он выиграет. Новые нападки в газетах? Ничего подобного, возмущенно заявил Теркилл. И дал понять, что пресса теперь на его стороне.

— Вы знаете, что со мной делают? — Он отпил сухого вина из неполной рюмки, словно хотел вымыть из своего голоса наждак и скрипучий песок, а потом ответил сам себе: — Полицейские! — И продолжал: — Они торчали здесь добрых два часа, отнимая время. Или они думают, что его у меня девать некуда? Спрашивали, где я был и что делал в тот вечер.