Джон Голсуорси - Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 8

Узнав, что она уехала верхом одна, он почувствовал, как растет в нем ощущение неловкости. Почему она не дождалась его, как всегда? Может быть, подумала, что он не приедет обычным поездом? Он переоделся и отправился в конюшню. Петтенс сидел на ящике для овса и изучал старинный справочник Раффа, в который была занесена летопись и его былой славы; соответствующие места были подчеркнуты карандашом: «Июньские Дерби. «Проворный». Э. Петтенс». «Тайдпот, розыгрыш гандикапа. «Доротея». Э. Петтенс». «Кубок Солсбери. «Плум-Пуддинг» Э. Петтенс». Были помечены и другие его триумфы.

— Добрый день, сэр, ветреный денек, сэр. Хозяйка выехала больше двух часов назад, сэр. Не пожелала взять меня с собой.

— Седлайте Сорванца и поскорее!

— Да, сэр; очень хорошо, сэр!

Больше двух часов! Он поскакал к холмам — по дороге, которой они обычно возвращались домой. Но он проездил около часа, не переставая ее искать, и вернулся домой один разгоряченный и встревоженный. В прихожей на столике лежали ее перчатки и хлыст. Облегченно вздохнув, он побежал наверх. Она причесывала волосы и резко обернулась, услышав его шаги. Он бросился к ней, и ему показалось, что она смотрит на него, как затравленный зверь. Она отшатнулась от него и сказала:

— Нет! Не притворяйся! Что угодно — только не притворство!

Он никогда не видел ее такой — с таким холодным лицом и колючими глазами. И он отодвинулся от нее.

— Что с тобой, Джип?

— Ничего. Только не притворяйся. — И, повернувшись к зеркалу, она снова принялась расчесывать волосы.

Она была прелестна, с лицом, разрумянившимся от долгой прогулки верхом, — ему хотелось обнять ее как можно крепче.

Он сказал со страхом и пробуждающимся раздражением:

— Объясни же, в чем дело?

— Объяснить должен ты. Я — в полном неведении.

— Не возьму в толк, о чем ты говоришь.

— Неужто?

Что-то убийственное было в ее пренебрежительном тоне; пальцы ее торопливо двигались, укладывая темные, блестящие волосы; его потрясла эта неожиданная враждебность. Он сел на край кровати. Может быть, письмо? Но каким образом? Оно не было распечатано.

— Ради бога, Джип, что случилось со вчерашнего дня? Говори же, не мучай меня!

Она повернулась и взглянула на него:

— Не притворяйся, будто ты огорчен тем, что не можешь меня поцеловать! Не лукавь, Брайан! Ты ведь знаешь, — это притворство длится уже не один месяц.

Саммерхэй повысил голос:

— Ты, наверно, помешалась. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— О нет, ты понимаешь! Ты получил вчера письмо с пометкой: «Весьма срочно»?

Так и есть! Он ожесточился и сказал упрямо:

— Да, получил. От Дианы Лейтон. Ты недовольна?

— Нет. Но подумай: как могло оно дойти так быстро отсюда?

Он сказал хмуро:

— Не знаю. Должно быть, почтой.

— Нет! Я сама положила его в твой почтовый ящик в половине шестого.

Саммерхэй привык соображать быстро и сразу понял все значение сказанного. Он пристально посмотрел на нее.

— Тогда ты, верно, видела нас?

— Да.

Он встал, беспомощно развел руками и сказал:

— О, Джип! Не надо! Не будь же так безжалостна! Я клянусь тебе…

Джип коротко засмеялась и повернулась к нему спиной, продолжая убирать волосы. Им овладело ужасное ощущение, что он вот-вот ударится обо что-то головой. Он сказал растерянно:

— Я только угостил ее чаем. Почему бы и нет? Она моя кузина, это ведь пустяки. Зачем думать обо мне самое худшее? Она хотела посмотреть мою квартиру. Я не мог отказать.

— Твою пустую квартиру? Перестань, Брайан, что за жалкая болтовня! Мне и слушать тебя не хочется.

Саммерхэй, вздрогнув, точно от удара хлыстом, резко повернулся к ней и сказал:

— Тебе, значит, доставляет удовольствие думать обо мне самое плохое?

Пальцы Джип на мгновение замерли.

— Я всегда говорила тебе, что ты совершенно свободен. Ты думаешь, я не чувствовала, что это продолжается уже много месяцев? Но наступает час, когда гордость восстает — вот и все. Не лги мне, прошу тебя.

— У меня нет привычки лгать!

Он чувствовал себя так, словно запутался в какой-то сети и не может выбраться из нее. Всему виной эта проклятая фамильярность в их отношениях с Дианой, о чем он, неизвестно почему, не сказал Джип. Но как заставить ее почувствовать правду, почувствовать, что он любит одну ее, только одну ее?

— Джип, клянусь тебе — не было ничего, кроме одного поцелуя, да и тот…

Она крикнула:

— О, уходи, уходи же!

Он положил руки ей на плечи.

— Только одну тебя я люблю. Клянусь тебе! Почему ты мне не веришь? Ты должна мне верить. Не надо быть такой злой. Это глупо, глупо! Подумай о нашей любви, подумай обо всем…