Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

Но Войтишек тоже был не простым нищим. Он даже не особенно заботился о нищенской внешности и ходил довольно чисто, по крайней мере, в начале недели; платок у него на шее был аккуратно завязан, а если на сюртуке и красовалась заплатка, она не выглядела, как кусок прибитой жести, и цветом не слишком разнилась от основной ткани.

За неделю Войтишек обходил всю Малую Страну. Нигде ему не отказывали, и хозяйки, заслышав во дворе его мягкий голос, без промедления несли ему полкрейцера. Тогда это было изрядным подаянием. Войтишек собирал милостыню с утра до полудня, потом отправлялся в храм святого Микулаша на богослужение, которое начиналось в половине двенадцатого. Около храма он никогда не просил и не обращал внимания на торчавших там нищенок. Потом он шел куда-нибудь поесть, — он знал семьи, где ему поочередно оставляли от обеда целую миску. Было что-то свободное и спокойное во всем его образе жизни и поведении, — то, что, наверное, побудило Шторма написать трогательные и смешные слова: «Ach, koenur ich betteln geh’n ueber die braune naid» [25].

Только трактирщик из нашего дома, Герцл, никогда не давал Войтишеку денег. Долговязый Герцл был малость скуповат, но, в общем, неплохой человек. Вместо денег он обычно пересыпал из своей табакерки немного табаку в табакерку Войтишека. И они всегда — это бывало по субботам — обменивались одними и теми же фразами:

— Ох-ох-ох, пан Войтишек, плохие времена!

— Верно, что плохие, и не станут лучше, пока лев из замка не сядет на вышеградские качели.

Он имел в виду льва на башне храма святого Вита {65} . Признаюсь, что эти слова Войтишека меня озадачивали. Как рассудительный молодой человек, — мне было тогда уже восемь лет, — я ни на минуту не сомневался в том, что упомянутый лев может перейти по Каменному мосту, — как я сам в дни храмовых праздников, — подняться на Вышеград и там сесть на хорошо всем нам известные качели. Но почему от этого времена станут лучше — вот чего я никак не мог постичь!

Был прекрасный июньский день. Войтишек вышел из храма святого Микулаша, надел шапку, потому что сильно припекало солнце, и не спеша пошел через нынешнюю Штепанскую площадь. У изваяния святой троицы он остановился и сел на ступеньку. За спиной у него звучно плескалась вода в фонтане, солнышко светило, было очень славно! Сегодня Войтишек, очевидно, обедал в доме, где садились за стол после полудня.

Как только он сел, одна из нищенок, стоявших у дверей костела, направилась к нему. Ее прозвище было «Миллионщица», потому что, в отличие от других нищенок, которые сулили своим благодетелям, что господь бог возместим им подаяние сторицей, она клялась, что даятелю воздастся «в миллион раз». Именно поэтому чиновница Германова, не пропускавшая ни одного аукциона в Праге, всегда подавала только Миллионщице. Миллионщица умела ходить прихрамывая или не прихрамывая, в зависимости от того, как ей было нужно. Сейчас она шла ровной походкой, направляясь прямо к Войтишеку, сидевшему около памятника. Холщовая юбка бесшумно болталась вокруг ее тощих ног, натянутая на лоб синяя косынка ерзала вверх и вниз. Ее лицо всегда казалось мне очень противным. Все оно было в мелких, как тонкая лапша, морщинах, собравшихся у острого носа и рта. Глаза у нее были желто-зеленые, как у кошки.

Она подошла поближе к Войтишеку и сказала, выпячивая губы:

— Хвала господу Иисусу Христу!

Войтишек кивнул в знак согласия.

Миллионщица тоже села на ступеньку и чихнула.

— Брр! — сказала она. — Я не люблю солнца, всегда от него чихаю…

Войтишек ни слова.

Миллионщица сдвинула косынку назад так, что открылось все ее лицо. Она щурила глаза, как кошка на солнце: они были то зажмурены, то вспыхивали зелеными огоньками. Она все время что-то жевала, и, когда губы раздвигались, был виден единственный верхний зуб, весь черный.

— Пан Войтишек, — начала она снова, — я всегда говорю: стоит вам только захотеть…

Войтишек молчал. Повернувшись к ней, он глядел на ее рот.

— Я всегда говорю: «Эх, если б пан Войтишек захотел, он мог бы нам сказать, где щедро подают».

Войтишек ни слова.

— Что вы на меня так уставились? — помолчав, спросила Миллионщица. — Что такое у меня неладно?

— Зуб! Удивительно, что у вас остался этот зуб!

— Ах, зуб, — сказала она, вздохнув. — Вы ведь знаете, что, когда выпадает зуб, это значит, что вы теряете доброго друга. Нет уже на белом свете тех, кто желал мне добра и хорошо ко мне относился. Все умерли. Только один остался, да я не знаю его… Не знаю, где этот добрый друг, которого милосердный бог еще послал мне в жизни. Ах, боже, я так одинока!