Даниил Хармс - Рассказы, сценки, наброски

А зачем ты бежал, неразумный зверь? Куда несло тебя? Это конская удаль несла тебя безо всякого смысла. Конь, ты, среди зверей, самый противный, ты противен душе моей!

А вот ещё один зверь, это ночной лемур. Он как птица летает с ветки на ветку и из глаз его висят верёвочки. Лемур, это воздушный человечек. [17]

А это ягуар, он лижет своих детенышей и обдумывает план побега. Сторож Матвей свободно входит в его клетку, потому что ягуар давно считается ручным. Сторож Матвей спокойно теребит его за уши. И ягуар это любит. Но ещё больше любит он свободу. Он чувствует, что как-то при помощи Матвея он может удрать, но как, этого он решить не может. Он слишком глуп. Ах! он лежит и от напряжённой мысли морщит лоб. Вот в клетку входит сторож Матвей. Вот ягуар встает, потягивается и подходит к открытой дверце. «Ну, ты!» – кричит сторож Матвей и сапогом дает ягуару пинка в бок. Ягуар скалит зубы и дёргает усом. Чтобы убежать, надо что-то сделать. Но что? Ягуар стоит и думает. А сторож Матвей вылезает из клетки, закрывает дверцу, гремит каким-то железным ковшом и уходит. Что-то кончилось навсегда. Ягуар забирается на полку, прибитую под самым потолком клетки и, свесив хвост, засыпает.

А вот слон. Это большой и умный зверь.

Больше о нём и говорить нечего.

Теперь медведь. О нём расскажу такой случай: один инженер купил себе ценного медведя и посадил в ванную комнату. Гости того инженера частенько приходили посмотреть на страшного зверя. Но инженер никого в ванную комнату не пускал. [18]

Много, много есть различных зверей: царствующих, величавых, гнутых, вызолоченных, пришибленных и низкокланяющихся. Но лучший из них – это той-терьер. Его мы помянем ещё раз и прокричим ему ура!

На этом закончим перечень зверей, ещё раз крикнем ура! той-терьеру и не мешкая перейдем к иной беседе.

середина 1930-х годов

Даниил Иванович Хармс

Нам бы не хотелось затрагивать чьих-либо имён, потому что имена, которые мы могли бы затронуть, принадлежали столь незначительным особам, что нет никакого смысла поминать их тут, на страницах предназначенных для чтения наших далёких потомков Все равно эти имена были бы к тому времени забыты и потеряли бы своё значение. Поэтому мы возьмём вымышленные имена и назовем своего героя Андреем Головым. Наш герой только что переехал из Гусева переулка на Петроградскую сторону, и вот, в первую же ночь, проведённую им на новой квартире, ему приснился человек с лицом Тантала.

Сначала сон был не страшный и даже весёлый. Андрей увидал себя на зеленой лужайке. Где-то чирикали птицы, и, кажется, по небу бежали маленькие облака. Вдали Андрей увидел сосновую рощу и пошел к ней. Тут, как бывает во сне, произошло что-то непонятное, что Андрей проснувшись уже вспомнить не мог. Дальше Андрей помнит себя уже в Сосновой роще. Сосны стояли довольно редко и небо было хорошо видно. Андрей видел, как по небу пролетела туча. Тут опять произошло что-то непонятное, чего Андрей потом тоже не мог вспомнить. Андрей

середина 1930-х годов

Даниил Иванович Хармс

Феодор Моисеевич был покороче, так его уложили спать на фисгармонию, зато Авакума Николаевича, который был черезвычайно длинного роста, пришлось уложить в передней на дровах. Феодор Моисеевич сразу же заснул и увидел во сне блох, а длинный Авакум Николаевич долго возился и пристраивался, но никак не мог улечься: то голова его попадала в корытце с каким-то белым порошком, а если Авакум Николаевич подавался вниз, то распахивалась дверь и ноги Авакума Николаевича приходились прямо в сад. Провозившись пол-ночи, Авакум Николаевич ошалел настолько, что перестал уже соображать, где находится его голова и где ноги и заснул, уткнувшись головой в белый порошок, а ноги выставив из дверей на свежий воздух.

Ночь прошла. Настало утро. Проснулись гуси и пришли в сад пощипать свежую травку. Потом проснулись коровы, потом собаки и, наконец, встала скотница Пелагея.

середина 1930-х годов

Даниил Иванович Хармс

Однажды один человек по имени Андриан, а по отчеству Матвеевич и по фамилии Петров, посмотрел на себя в зеркало и увидел, что его нос как бы слегка пригнулся книзу и в то же время выступил горбом несколько вперёд. Потрогав нос рукой, Андриан Матвеевич Петров решил, что это как-нибудь обойдётся, и что нос вовсе никуда не пригибался и никуда не выдавался, и что это ему просто так показалось. Посмотрев ещё раз в зеркало, Андриан Матвеевич пожал плечами и отправился на службу.