Бана - Кадамбари

Виласавати попыталась встать навстречу царю; одной рукой-лианой она оперлась на тут же подставленную руку служанки, а другую, на которой зазвенели соскользнувшие вниз браслеты, опустила на левое колено, но царь опередил ее и со словами: «Довольно, довольно, царица! Не усердствуй в учтивости, не поднимайся!» — сам сел на постель рядом с нею. А Шуканаса опустился в кресло с золотыми ножками, которое стояло неподалеку от ложа царицы и было затянуто белым чехлом.

И вот царь, чей разум опьянел от избытка счастья, шутливым голосом спросил у царицы: «Государыня, Шуканаса хотел бы узнать, есть ли хоть доля правды в том, что говорит Кулавардхана?» В ответ Виласавати только потупилась, а щеки ее, глаза и губы озарились легкой улыбкой, как будто она в смущении прикрыла лицо завесой лучей, хлынувших от ее белых зубов. Когда же царь вновь и вновь повторил свой вопрос, она сказала: «Зачем ты повергаешь меня в нестерпимый стыд? Я ничего не знаю» — и, еще ниже опустив голову, поглядела на царя искоса, как бы со страхом. Тогда владыка земли, чье лицо-луна просияло от едва сдерживаемого смеха, сказал ей: «О прекрасная! Если мои расспросы смущают тебя, я готов замолчать. Но разве не говорит сам за себя бледно-шафрановый цвет твоей кожи, так похожий на цвет лепестков раскрывшихся бутонов чампаки, что различить их можно только по запаху? Разве не говорят за себя твои груди с их потемневшими сосками, как будто на них навечно застыли черные пятна туши или как будто они увенчаны сгустками дыма от пламени сердечной скорби, которую залил теперь нектар амриты зачатия сына, или как если бы они были парой чакравак, держащих в клювах черные лотосы, или словно они два золотых кувшина, чьи горла прикрыты листьями тамалы? И разве не говорит сам за себя твой стан, который лишился обычной гибкости, а с нею и трех складок возле пупка и которому с каждым днем все больше досаждает тесный пояс?» Царя прервал Шуканаса, который, затаив улыбку в углах рта, сказал: «Божественный, зачем ты волнуешь царицу и ввергаешь ее в смятение своими расспросами? Не будем касаться новости, принесенной Кулавардханой». И, затеяв разговор на иные темы, по большей части шутливые, Шуканаса, прежде чем уйти домой, еще долго оставался с царем и царицей. А Тарапида провел в опочивальне своей супруги всю ночь.

По приказу царя во время беременности Виласавати все ее желания по первому ее требованию немедленно исполнялись. И вот, когда прошел положенный срок, когда астрологи, исчислявшие каждую минуту по водяным и солнечным часам, установленным рядом с дворцом, отметили появление солнца над линией горизонта, в счастливый день и добрый час царица, подобно туче, рождающей молнию, родила сына и одарила радостью сердца всех людей. Едва царевич появился на свет, как на царском дворе зазвучали громкие приветственные крики и началось великое ликование. Земля сотрясалась от топота ног тысяч слуг, обрадованные придворные, спотыкаясь на бегу, бросились поздравлять царя, в давке падали сбитые с ног карлики, горбуны и прочие убогие люди, повсюду раздавался перезвон браслетов хлопочущих служанок, народ расхватывал одежду и украшения на выставленных ларях с подарками — весь город пришел в волнение. Затем вассальные цари, жены гарема, министры, царские слуги, гетеры, юноши, старцы — весь люд вплоть до простых пастухов, охваченный восторгом, пустился в пляс. И гром барабанов, глухой, как рев океана во время его пахтанья Мандарой, сладостные звуки бубнов, раковин, колокольчиков, тимпанов, протяжный звон торжествующих тамбуринов — весь этот радостный гул, сливаясь с гомоном тысяч людей, наполнил собою три мира. Сопровождаемый этим гулом и гомоном, великий праздник рождения царского сына нарастал с каждым мгновением, подобно океану при восходе луны.

Хотя сердцем царя всецело владело страстное желание постоянно любоваться лицом своего сына, он посещал родильный покой лишь в особые дни и благодатные часы, указанные придворными астрологами, посещал без всякой свиты, в сопровождении одного только Шуканасы. У входа в покой стояли два освященных драгоценных сосуда, пол был устлан покровом из свежих листьев, стены украшены изображениями младенцев, знаками плуга и пестика, выплавленными из золота, тигровой шкурой, не имеющей ни одного изъяна, венками из травы дурвы и белых цветов, гирляндами из листьев с подвешенными к ним колокольчиками. По обе стороны входа сидели сведущие в обрядах замужние женщины. Одни из них выводили сухим коровьим пометом узоры из свастик, покрывали их мелкими ракушками, похожими на песок, обкладывали разноцветными лоскутами из хлопка, посыпали сверху красными лепестками цветов кусумбхи; другие мастерили фигурку богини-матери, покровительницы шестидневных младенцев {150} 150 …богини-матери, покровительницы шестидневных младенцев… — Шестой день жизни новорожденного, определяющий, по индийским верованиям, его судьбу, охраняется особой богиней-матерью (обычно Дургой, или Катьяяни). Здесь, как и во всем этом отрывке, описываются обряды и магические действия, обеспечивающие благополучие и здоровье младенца. , и наряжали ее в парчовое платье, обрызганное шафрановой водой; некоторые лепили изваяние Карттикеи, сидящего на круглой спине большого павлина {151} 151 …Карттикеи, сидящего на ‹…› спине ‹…› павлина… — Павлин — ездовое животное бога Сканды, или Карттикеи. с широко распластанными крыльями, держащего в руке знамя из легкого красного шелка и грозно поднявшего вверх свою пику; некоторые изготовляли изображения солнца и луны и покрывали их слоем красного лака; некоторые раскладывали на полу цепочки глиняных шариков, красили их в шафрановый цвет, густо намазывали похожей на жидкое золото горчицей и крепили на них, будто иглы, побеги ячменя; некоторые украшали чисто вымытые сандаловой водой стены орнаментом из блюд, обтянутых кусками разноцветной материи и обсыпанных желтой рисовой пудрой. К боковой двери покоя был привязан козел, украшенный гирляндами из душистых цветов, а у изголовья постели царицы, в кругу, очерченном зернами спелого риса, сидела старая женщина благородного вида. В покое постоянно возжигали истолченные в порошок, политые топленым маслом бараньи рога и сухую змеиную кожу; пахло целебным дымом от тлеющих листьев дерева ариштаки; брахманы читали вслух веды и разбрызгивали святую воду; прислужницы возносили молитвы великим богиням-матерям, нарисованным красками на холсте; несколько старых женщин благозвучно пели, благословляя роженицу. Здесь же слышались пожелания счастья, приносились жертвы на благо младенцу, неустанно провозглашалась тысяча имен Нараяны {152} 152 …тысяча имен Нараяны… — В «Махабхарате» (XIII.149) имеется особый раздел, названный «Гимн тысяче имен Вишну». , висели сотни венков из белых цветов и горели на подставках из чистого золота оберегающие от бед светильники, которые неподвижными языками пламени, словно недремлющим внутренним оком, следили за счастьем новорожденного. А снаружи со всех сторон покой охраняли стражники с обнаженными мечами в руках.