Гюстав Флобер: Легенда о св. Юлиане Странноприимце

И это длилось долго, очень долго!

Когда они вошли в хижину, Юлиан запер дверь и увидал, что прокаженный сидит на лавке. Род савана прикрывал его, спускаясь по пояс; и плечи, и грудь, и худые руки путника исчезали под чешуей гнойных прыщей. Глубокие морщины бороздили его лоб. Подобно скелету, у него была дыра вместо носа; из синеватых губ выходило дыхание, густое и удушливое, как туман.

– Я голоден! – сказал он.

Юлиан подал ему, что имел: кусок старого сала и корку черного хлеба.

Когда он все это поглотил, на столе, на миске, на черенке ножа проступили те же пятна, которыми было покрыто его тело.

Затем он сказал:

– Я жажду!

Юлиан достал кувшин, и когда брал его, оттуда поднялся аромат, от которого раскрылись его сердце и ноздри. Это было вино. Какая находка! Но прокаженный протянул руку и залпом выпил весь кувшин.

После этого он сказал:

– Мне холодно!

Юлиан зажег свечой связку папоротников посреди хижины.

Прокаженный подошел греться; присев на корточки, он дрожал всем телом и, видимо, ослабевал; его глаза уже больше не горели, язвы кровоточили, и почти угасшим голосом он прошептал:

– На твою постель…

Юлиан с нежностью помог ему добраться до постели и накрыл парусом своей лодки.

Прокаженный стонал. Приподнятые углы рта открывали его зубы, хрипы потрясали грудь, а живот при каждом вздохе подводило до позвонков.

Он закрыл веки.

– Точно лед в моих костях! Ляг со мною!

Юлиан приподнял парус и лег на сухие листья рядом с ним, бок о бок.

Прокаженный повернул голову.

– Разденься, чтобы я почувствовал теплоту твоего тела!

Юлиан снял одежду и нагой, как в день рождения, снова лег в постель; бедрами он чувствовал прикосновение прокаженного, холодного, как змея, и шершавого, как напильник.

Юлиан пытался его ободрить, тот же отвечал, задыхаясь:

– Ах, я умираю!.. Приблизься еще, отогрей меня! Нет, не руками! Нет! Всем телом!

Юлиан лег на него совсем, уста к устам, грудью на грудь.

Тогда прокаженный сжал Юлиана в своих объятиях; глаза его вдруг засветились светом звезд; волосы протянулись, как солнечные лучи; дыхание его ноздрей стало сладостнее благоухания роз. Клубы ладана поднялись из очага, волны его запели.

Между тем неизъяснимое упоение, сверхчеловеческая радость затопила душу млевшего Юлиана; а тот, чьи руки продолжали его обнимать, все вырастал и вырастал, касаясь стен хижины головой и ногами. Крыша взвилась, звездный свод развернулся, и Юлиан вознесся в лазурное пространство, лицом к лицу с господом нашим Иисусом, уносившим его на небо.

Вот и легенда о святом Юлиане Странноприимце, – почти так же она изображена на расписной оконнице в одной из церквей моей родины.

В 1872–1873 годах Флобер перемежает сбор материалов для романа «Бувар и Пекюше» работой над пьесами «Слабый пол» и «Кандидат». После провала пьесы «Кандидат» и безуспешной попытки предложить театрам пьесу «Слабый пол» Флобер вернулся к напряженным занятиям над «Буваром и Пекюше». В 1875–1877 годы в порядке отдыха, как выражается писатель, он отвлекается для работы над тремя произведениями: «Легенда о св. Юлиане Странноприимце» (сентябрь 1875 – февраль 1876); «Простая душа» (февраль 1876 – август 1876); «Иродиада» (август 1876 – февраль 1877).

И. С. Тургенев перевел на русский язык «Легенду о св. Юлиане» и «Иродиаду»; эти переводы были напечатаны в апрельской и майской книжках «Вестника Европы» за 1877 год.

В апреле 1877 года «Три повести» Флобера вышли в свет в издательстве Шарпантье.