Эрнест Хемингуэй - Лев мисс Мэри

Писателя мало волновало то, что возможности любого «правдивого» повествования, будь то дневник, репортаж, исторический труд, биография (автобиография) или мемуары, ограничены в силу недостижимости объекта описания в его полноте. С задором, свойственным американцам, и смелостью, которую он считал одним из своих основных качеств, мастер принялся за дело, компенсируя недостаток возможностей жанра честностью и последовательным нежеланием что-либо скрывать. Так, читателю сообщается: когда «бвана» (на суахили – «господин») Хемингуэй соврал своим товарищам по охоте. Подтрунивать над страстью бваны, любящего прихвастнуть, вошло в привычку его спутника и наставника Старика (Pop) – Джексона Филипса. Под этим именем в «Зеленых холмах Африки» выведен Филипп Персиваль, белый охотник, который сопровождал Хемингуэя в первом сафари, а в 1953 году встретил его как старый друг.

«Сейчас буду хвастать», – честно предупреждает туземцев Эрнест в двенадцатой главе. Репутация заправского хвастуна, сопровождавшая Хемингуэя по жизни, соседствовала также со славой великого «враля», каким он провозглашал себя сам, считая, что хороший писатель не может не быть хорошим лжецом (здесь Хемингуэй сходился с Уильямом Фолкнером, который высказывался в том же ключе). Способность сочинять оттачивалась автором «Зеленых холмов» и в повседневности; по мнению некоторых людей, знавших его лично, грань между правдой и вымыслом была для Хемингуэя настолько тонка, что он всегда мог ею пренебречь. В результате многие анекдоты, гуляющие по биографиям Хемингуэя, весьма сомнительны с точки зрения факта.

Категория «правдивости» в свете всего вышесказанного вряд ли может быть принята за основополагающую при оценке как «Зеленых холмов Африки», так и «Льва мисс Мэри». Довольно подробно воссоздавая ход событий, комментируя каждый выстрел и каждый разговор, автор приглашает нас почувствовать «чудесный запах Африки» с помощью его, автора, собственного обоняния. Объект «Африка» дается нам через субъект «Хемингуэй», в процессе чего этот субъект, в свою очередь, становится объектом изображения. Мы многое узнаем об африканских природных ландшафтах, о потрясающем богатстве фауны, столь поразившем Хемингуэя в первую поездку и понятом им скорее как изобилие дичи, о местных жителях – проводниках и ружьеносцах, характеры которых мастерски обрисованы несколькими штрихами, о неудачах и «радостях охоты», о заметных происшествиях и будничных мелочах; но гораздо больше узнаем мы о самом Эрнесте Хемингуэе – о таком Хемингуэе, каким он представляется самому себе. И степень самораскрытия автора как героя собственного повествования значительно выше, чем у хемингуэевских персонажей – главных действующих лиц его романов и рассказов. В этом принципиальное отличие «Зеленых холмов Африки» от художественных текстов писателя: решив писать правдиво, он во многом отказался от применения к самому себе техники «айсберга» (письмо, при котором в тексте фиксируются только внешние детали и события, а большая часть внутреннего мира героев и логические связки событийной цепи остаются «под водой», в импликации).

Любопытно, что некоторая художественная наивность, возникающая при создании «автопортрета» от желания быть честным, во-первых, не становится, при всей искренности автора, гарантией абсолютной достоверности «образа» Хемингуэя в «Зеленых холмах Африки» (остается зазор между «таким и был Э. Хемингуэй» и «таким Э. Хемингуэй видел себя»), а во-вторых, не распространяется на другие элементы повествовательной ткани – «персонажей» и «сюжет». Книга написана просто, но не безыскусно, как и известные произведения Хемингуэя; знаменитый «телеграфный» стиль, менее «прореженный», чем в художественных текстах, тем не менее, хорошо просматривается. Не хватает в сюжете лишь смерти главного героя, но подобный ход недопустим в автобиографическом жанре; а «пожалеть» можно всю длинную вереницу красивых животных, убитых Хемингуэем и его товарищами, особенно если вспомнить, что как раз количество «трофеев» соответствовало действительности. Несмотря на общепринятую охотничью традицию рассказывать бессовестные байки о заваленных хищниках невообразимых размеров и прочих подвигах, здесь Хемингуэй ничего не выдумывал.

Сочувственное отношение к животным, однако, было бы привнесено в текст извне – читателем. Сам автор любуется подстреленными львами, леопардами, носорогами, буйволами, сернобыками, различными видами антилоп и т. д. (исключение составляют гиены, к которым он испытывал отвращение и которых считал необходимым отстреливать), но жалости к ним не чувствует. Их смерть от пуль охотника-в порядке вещей. Некоторая доля «экологической сознательности» возникнет в позднем «Льве мисс Мэри», где Хемингуэй иногда предпочитает наблюдать за жизнью зверей, не убивая их. Однако если учесть, что в главном бескровном эпизоде – ночной вылазке в третьей части «Льва мисс Мэри» – автор вооружен лишь копьем и отправился на охоту в одиночку, чтобы подтвердить действием свое очередное хвастовство, для чего самого выхода вполне достаточно, то и здесь фактор сохранения дикой природы и жалости к живым существам оказывается несколько оттесненным на задний план.