Владимир Войнович: Иванькиада, или Рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру

– Значит, он миллионер?

– Во всяком случае, за расходами не стоит.

– Но ведь долбить капитальную стену архитектурными нормами строго запрещено.

– Он говорит, ему разрешат.

– Да кто же он такой?

– Я не знаю, кто он такой. Писатель, вероятно. Говорят, член Союза.

– А я кто, по-вашему?

– Володя, ну что вы ко мне пристали, – рассердился наш гость. – Я вам говорю то, что было. Раз он так высказывается, значит, считает, что может себе позволить.

– Но другие-то члены правления что говорят? Ведь там кроме вас есть еще какие-то приличные люди. Ну, вы обалдели, а они что?

– И они обалдели.

Гость ушел, мы с женой остались в полной растерянности. Что за напасть! Откуда взялся этот писатель? Писатель Иванько. Все-таки имею какое-то отношение к этому делу, слежу за новинками литературы, и убей меня бог, если я хоть когда-нибудь слышал такую фамилию. Хватаю справочник Союза писателей, открываю на нужную букву: Иванович, Ивантер, Ивасюк, нет здесь Иванько и в помине. Если не попал в справочник, значит, только недавно принят. Выходит, молодой писатель. Отчего же молодому такие поблажки? Чтобы он жил в четырех комнатах, а я оставался в одной. Конечно, мы заботимся о нашей литературной смене, но не настолько же!

И как прикажете понимать слова его, что через это он как раз может переступить?

Когда-то в первый послевоенный голодный год автор этих строк приобретал в ремесленном училище профессию краснодеревщика. У нас было бесплатное трехразовое питание. Обычно завтрак и обед съедали все, но ужин доставался не каждому. На официантку с подносом налетали как коршуны и хватали кто две, кто три порции, кто ни одной. Такая система распределения общественного продукта носила название «на хапок». Но так действовали голодные дети, когда не было поблизости мастера или иного начальства.

А тут среди бела дня, на глазах писательской общественности! Да что же это такое творится? Немедленно звонить во все колокола! Где там телефон нашего председателя?

Я не ставил своей задачей изображать Бориса Александровича Турганова, но, к сожалению, в этом рассказе без него никак не обойтись. Поэтому позвольте хотя бы мимоходом представить вам и его. Он, как я вам уже сообщал, председатель нашего кооператива. Переводчик с украинского. Возраст – под или за семьдесят. Голова голая, как яйцо. Ходит по двору важно, говорит внушительно, всем своим видом показывая, какой он большой человек, какие крупные проблемы ему приходится решать в повседневной жизни. Говорят, в частной беседе он однажды заметил:

– Что ни говорите, а в районе председатель писательского кооператива – фигура.

Фамилии должностных лиц и сами названия их должностей Борис Александрович произносит с юношеским восторгом. О себе предпочитает говорить в третьем лице.

– А что же вы хотите, чтобы за вас Председатель думал?

– Я прошу вас выбирать выражения. Перед вами – Председатель.

Название должности Бориса Александровича я написал с большой буквы, следуя употребляемому им правописанию. Все должности, начиная со своей собственной и выше, он обозначает только с заглавной буквы.

Один мой знакомый славится замечательной памятью и тем, что знает едва ли не всех в Москве, кто имеет хоть какое-нибудь отношение к литературе, любит давать каждому, о ком зайдет речь, краткую характеристику. Характеристики его, как правило, доброжелательны. Например, вы спрашиваете его, кто такой Иванов.

– Иванов? – переспросит он. – Очень талантливый человек.

Или: очень хороший человек, симпатичный человек, удачливый человек, неплохой человек, человек не без способностей и т. д.

На мой вопрос о Турганове он сказал не задумываясь:

– Очень богатый человек. – И, немного подумав, добавил: – И очень плохой человек.

К портрету этого человека мы, пожалуй, еще вернемся, а пока только сообщу вам, что тогда же, 14 февраля вечером, я ему позвонил по телефону. Трубку взяла жена. Узнав, кто спрашивает ее мужа, она сказала:

– Сейчас посмотрю, он, кажется, уже лег. – И, выдержав паузу: – Да, он уже лег.

Звоню утром.

– Борис Александрович еще спит.

Звоню еще через некоторое время.

– Он только что вышел.

– Я так и думал, – говорю. – Ничего, я его все равно разыщу.

Во второй половине дня телефонный звонок.

– Владимир Николаевич, это Турганов. Я вам звоню, чтобы вы не думали, что я от вас скрываюсь. Почему вы считаете, что правление не может обсуждать какие-то варианты?