Мигель Астуриас - Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

возрождение эпической формы; а в литературе молодых, еще только складывавшихся наций Латинской Америки, которые не имели собственного эпоса [1] Разумеется, такие эпические памятники, как старо-испанская «Песнь о Сиде» или «Пополь-Вух» индейцев майя сыграли важную роль в формировании литературы отдельных латиноамериканских наций. И все же ни для одной из наций смешанного происхождения они не являются собственным эпосом. , возникший в XX веке роман явился, по существу, первым вполне оригинальным эпическим повествованием, дающим целостную картину национальной жизни. Поэтому современному роману пришлось здесь решать и такие задачи, что были задолго до того решены в литературе более развитых стран, — в частности, взять на себя некоторые функции народного эпоса.

Отсюда — многие характерные его особенности. Во-первых, это исключительная роль природы в латиноамериканском романе нашего века, где она нередко выступает в качестве самостоятельно действующей, одухотворенной силы, во многом определяющей судьбу человека. Конечно, эта особенность прежде всего обусловлена географией континента с его девственными просторами и непроходимыми лесами и реальным бессилием человека перед лицом могущественной и беспощадной стихии. Но одновременно подобная функция природы в романе Латинской Америки была порождена и тем первобытно-анимистическим мироощущением, которое принесли с собой новые персонажи, представители коренных, глубинных слоев населения, впервые приобщившихся к исторической деятельности. В представлении этих людей, а следовательно, и в представлении писателей, глядевших на мир их глазами, даже социальное зло до неразличимости переплеталось с враждебной стихией природы.

Пытаясь определить, в чем состоит новаторский характер современного латиноамериканского романа, некоторые исследователи на первых порах называли его «романом земли». При всей неполноте такого определения в нем схвачено нечто существенное.

Другая отличительная особенность, роднящая этот роман с народным эпосом и также в значительной степени обусловленная мироощущением действующих в нем лиц, заключается в том, что человек здесь, как правило, предстает еще не обособленным, не утратившим органической связи с окружающими людьми. В центре внимания автора чаще всего судьба не отдельной личности, но целого коллектива (общины, деревни, народа), который и является истинным героем большинства произведений. С этим связаны известная не разработанность индивидуальных характеристик, преобладание типизации над индивидуализацией. Объяснять их исключительно «незрелостью» литературы или «недостаточной опытностью» автора, как делали иные критики, значит игнорировать сами законы литературного развития, столь оригинально проявившиеся в Латинской Америке.

Нужно, однако, иметь в виду, что роман этот формировался не в изолированной среде, а, фигурально выражаясь, на перекрестке, открытом всем ветрам большого мира, уже далекого от «эпического» состояния. Патриархальное существование героев латиноамериканских романов подрывалось острейшими противоречиями современной действительности. Центральная проблема всей западной литературы нашего столетия — обесчеловечивание общества, как итог капиталистической цивилизации, — вторглась и в латиноамериканский роман, нарушая его эпическую цельность и, в свою очередь, определяя некоторые его черты.

Нащупывая собственный путь, вырабатывая свою систему образных средств, романисты Латинской Америки обращались к традициям не только отечественной, но и всемирной литературы, использовали опыт новейших художественных течений. Панорама латиноамериканского романа второго — четвертого десятилетий XX века поражает на первый взгляд своим жанровым и стилистическим разнообразием: мы встретим здесь и попытку возрождения плутовской новеллы, и лирическую исповедь, отзывающуюся явным влиянием романтизма, и объективное авторское повествование, и «поток сознания»… Однако, вглядевшись пристальнее, мы обнаруживаем и нечто объединяющее многие произведения, созданные в различных концах континента непохожими друг на друга писателями; обнаруживаем те общие черты — о них говорилось выше, — которые позволяют назвать роман Латинской Америки качественно новым явлением мировой литературы.

Разумеется, далеко не всем этим произведениям суждена была широкая известность и долгая жизнь — иные так и не шагнули за национальные рубежи, иные остались лишь фактами истории литературы. И все же среди романов, которыми впервые по-настоящему заявила о себе Латинская Америка, есть немало выдержавших испытание временем и по праву вошедших в сокровищницу мировой литературы. К их числу можно отнести три романа, составляющие этот том.

Читать дальше