Гюстав Флобер - Кандидат

Мюрель. А отец?

Мисс Арабелла. Он очень сердился.

Мюрель. Что же он, жалеет?..

Мисс Арабелла. О нет, он вас боится.

Мюрель. Надеюсь!

Мисс Арабелла. Из-за рабочих и «Беспристрастного наблюдателя»; он говорит, что вы владелец этой газеты.

Мюрель (смеется) . Ха! Ха!

Мисс Арабелла. Не правда ли, это не так, ведь владелец г-н Жюльен?

Мюрель. Продолжайте, мисс Арабелла.

Мисс Арабелла. О, мне очень грустно, очень! Я хотела бы, чтобы вы помирились.

Мюрель. Мне кажется, это теперь трудно.

Мисс Арабелла. О, нет. Господин Руслен очень хочет помириться, я уверена. Постарайтесь, прошу вас.

Мюрель (в сторону) . Смешная она.

Мисс Арабелла. Это в ваших интересах из-за Луизы. Надо, чтобы все были довольны: она, вы, я, г-н Жюльен.

Мюрель (в сторону) . Опять Жюльен! Какой же я дурак, все дело в учительнице – муза и поэт! Превосходно! (Громко.) Я сделаю все, что от меня зависит. До свидания, мадмуазель.

Мисс Арабелла. Good afternoon, sir! [1] (Замечает старуху, которая знаком подзывает ее.) Ах, Фелиситэ! (Уходит с ней.)

Мюрель, Руслен.

Руслен (входя) . Невероятно, честное слово.

Мюрель (в сторону) . Руслен!

Руслен. Грюше, какой-то Грюше становится мне поперек дороги. Ничтожество! Я облагодетельствовал его, кормил, и он хвастает, что вы его поддерживаете.

Мюрель. Но…

Руслен. И какого черта ему пришла в голову мысль выставить свою кандидатуру?

Мюрель. Ничего не знаю. Он влетел ко мне как сумасшедший, стал меня укорять за то, что я отрекаюсь от своих принципов.

Руслен. Это потому, что я умеренный. Я одинаково протестую как против бурь демагогии, которых жаждет повеса Грюше, так и против ига абсолютизма, гнусным столпом которого является Бувиньи, этот символ средневековья. Словом, верный традициям старого французского духа, я требую прежде всего, чтобы царил закон, чтобы страной управляло народное правительство, уважающее частную собственность. О, что касается этого…

Мюрель. Вот именно. Считают, что вы недостаточно выражаете республиканские взгляды.

Руслен. Повторяю, я больше республиканец, чем Грюше. Ибо я высказываюсь, – если хотите готов даже это опубликовать, – за упразднение таможенных и городских пошлин.

Мюрель. Браво!

Руслен. Я требую освобождения муниципальной власти, улучшения состава суда, свободы печати, отмены всяких привилегий и дворянских титулов…

Мюрель. Отлично!

Руслен. И строгого применения всеобщего избирательного права. Вы удивлены? Уж такой я человек. Я написал нашему новому префекту, стороннику реакции, три письма с предупреждением. Да, сударь. Я готов оскорбить его, сказать ему в глаза, что мне на него наплевать. Можете передать это рабочим.

Мюрель (в сторону) . Неужели он говорит всерьез?

Руслен. Как видите, предпочитая мне Грюше… ибо, повторяю, он хвастает, что вы его поддерживаете, он трубит об этом на весь город.

Мюрель. Откуда вы можете знать, что я буду голосовать за него?

Руслен. Что?

Мюрель. В политике самое главное для меня – идея, а его идеи кажутся мне менее прогрессивными, чем ваши. Минутку. Не все еще кончено.

Руслен. Нет! Не все еще кончено. Никто не знает, как далеко я способен зайти, чтобы угодить избирателям. Поэтому-то меня и удивляет, как вы, такой умный человек, могли во мне ошибиться.

Мюрель. Вы льстите мне сверх меры.

Руслен. Я не сомневаюсь в вашей будущности.

Мюрель. В таком случае…

Руслен. Что?

Мюрель. Откровенность за откровенность, я должен кое в чем вам сознаться: я прислушался к Грюше под влиянием гнева, после вашего отказа.

Руслен. Тем лучше, это доказывает чувствительность вашего сердца.

Мюрель. Я обожаю вашу дочь, поэтому ненавидел вас.

Руслен. Дорогой друг! Ах, ваше отступничество так огорчило меня!

Мюрель. Серьезно, я умру от горя, если она не будет моей.

Руслен. Зачем же умирать!

Мюрель. Вы подаете мне надежду?

Руслен. Э-эх! По зрелом размышлении ваше личное положение кажется мне не таким уж плохим.