Илья Эренбург - Люди, годы, жизнь, книга VII

Третьего президента мы не нашли. Мы попросили члена президиума, неутомимую Изабеллу Блюм выполнять функции президента-координатора.

Конечно, я не хочу сказать, что огромное мировое движение может ослабнуть только от потери двух выдающихся руководителей. Многое зависит от объективных условий. В Соединенных Штатах впервые в истории значительное большинство мыслящих людей осуждают военную политику правительства; но репутация нашего движении мешала объединению сотен союзов, лиг, групп, движений в ряды Всемирного Совета Мира. Западная Европа стала куда более инертной, она то поддается иллюзиям, связанным с краткосрочной разрядкой международного положения, то фаталистически относится к постоянным разговорам о неизбежности атомной катастрофы. Азия и Африка не всегда связывают справедливую ненависть к колониальным державам с необходимостью предотвратить мировую войну. Мы не смогли осуществить обещаний, сформулированных в 1956 году Жолно-Кюри, о расширении нашего Движения и о тесном контакте со всеми миролюбивыми силами. Прежние формы борьбы за мир в известной степени одряхлели, а новых мы не придумали.

Я продолжаю работать в Движении сторонников мира: несмотря на ошибки и неудачи, мы остаемся единственным широким движением, которое стремится оградить мир. Я не политик, не историк и не хочу браться за слишком трудное для меня дело: проанализировать причины некоторого ослабления Движения сторонников мира. Это - книга воспоминаний, и я остановлюсь на тех помехах, которые чинили нам представители Китая, тем паче что в предшествующих частях моей книги я об этом молчал.

Помню заседание Исполнительного комитета осенью 1957 года в Лозанне. В длинной и довольно обычной для наших встреч резолюции была фраза: «Споры между государствами должны решаться путем переговоров». Один из секретарей, китаец Чен Шень - предложил поправку - вставить «и» - «и путем переговоров». Кто-то спросил, какие другие пути Чен видит для разрешения споров между государствами, отвечающие задачам Движения за мир. Чен ответил: «Различные». Час был поздний, все хотели спать и поручили мне согласовать фразу с Ченом. Мы сидели в маленьком салоне гостиницы, и пять часов подряд я пытался убедить китайского секретаря. Он обладал терпением, и мне тоже пришлось быть терпеливым. Погасили свет - швейцарцы люди аккуратные. В полутьме я видел блестящие глаза Чена и капли пота на лице переводчика. Когда я рассказал Жолио о разговоре с Ченом, он нахмурился: «Они не понимают, что такое атомное оружие. В Пекине работает один из моих учеников, талантливый физик. Может, он им объяснит…» (Я знаю ученика Жолио - он приезжал на заседание Бюро в Осло. Вряд ли он занимался просвещением политических деятелей Китая, скорее работал над созданием китайской атомной бомбы.)

Споры бывали по разным поводам. Однажды в Вене на заседании Бюро мы напрасно просидели половину ночи, пытаясь уговорить Чен Шеня. Речь шла о приветствии папе Иоанну XXII, который осудил термоядерное оружие. Предложение внесли итальянские коммунисты, и Чен тотчас выступил против: «Пана не любит китайский народ, китайский народ не любит папу». Ничего другого он не говорил и не соглашался воздержаться: «Пусть его приветствуют итальянцы».

Другой раз в Праге осенью 1959 года Президиум составлял приветствие Всекитайскому комитету защиты мира по случаю десятилетия Китайской Народной Республики. Проект приветствия написал Чен Шень. При обсуждении текста выступил индиец Сундерланд, по убеждениям последователь Ганди, который предложил приветствовать новый Китай как оплот мира. Это был человек преклонного возраста. На беду, рядом с ним сидел Чен Шень. Вскочив, китаец ударил Сундерланда по плечу, заставил его опуститься на стул. Я ушел, чтобы несколько успокоиться: знал, что Корнейчуку придется поддержать китайский текст и что никто не упрекнет Чен Шеня в недостатке вежливости.

Менялись китайские представители: был Уч Пао; был бывший священник Чу Веньпо, бывший священник, хорошо говоривший по-английски. Менялись и приемы работы. В Стокгольме китайцы перед отъездом устроили пресс-конференцию и, обращаясь к буржуазным журналистам, клеймили резолюцию сессии. В Вене они заставили нас просидеть всю ночь - вносили поправки в резолюцию, а в пять часов утра заявили, что резолюция им не нравится и они не будут за нее голосовать. В Дели они привезли суданца, который проживал в Пекине; он демонстративно лег, когда обсуждали проблему разоружения, и, стараясь хорошо сыграть роль, даже похрапывал. Албанцы, разумеется, старались превзойти своих учителей. В течение двух-трех лет китайцев поддерживали часть японцев, индонезийцы, а корейцы и вьетнамцы соблюдали нейтралитет. Мы долго не отвечали на грубые обвинения китайцев, это, однако, не только их не сдерживала, а наоборот, воодушевляло. Китайцы перестали с нами здороваться. Когда-то они называли меня «эй лен-бо», что означало «замок чести». Времена изменились. Один из китайских делегатов, выступая против меня, говорил: «Некто сказал» - не хотел осквернить свои уста моим именем.