Михаил Козаков - Мещанин Адамейко

Опять недоумение.

— А он и к вам приходит?

— Да-да, деточка… И к нам и к вам. Ведь он у вас часто бывает?

— Ну да! Как познакомился с папой, — так почти каждый день приходил. Вот теперь что-то не приходит… Дяденька, можно мне вот этого?… Я и Павлику половину дам!

Она ткнула пальцем в пастилу.

— Хорошо, Галочка. Ешь. А потом я тебя еще чем-то угощу… тоже вкусным.

И он продолжал:

— Чего ж это дядя Ардальон к вам не приходит? Ай-ая, нехорошо так, я ему скажу…

— Пускай лучше не приходит, — покраснела неожиданно. девочка.

— Почему?

— Так…

— Ведь он добрый?

— Ну… добрый. Только это раньше.

— Когда раньше?

— Когда у папы денег не было.

— А-а… — равнодушно протянул Дмитрий Кириллович, но темные зрачки глаз как-то по особенному сверкнули. — Дядя Ардальон, наверно, просил денег у твоего папы, а он ему не дал…

— Нет, не так, дяденька! — оживилась девочка. — У папы моего нету денег.

— Вот какая ты Всезнайка!

— Ну, да… Если бы у папы было много денег, — и мне и Павлику купили бы платье и башмаки. Папа так мне раз пообещал…

— А вот ты говоришь, Галочка, — «когда у папы денег не было». Значит, теперь уже есть?

— Ну, да. Ему ведь дали на Шестой Роте! Я с папой туда ходила.

— Да, да… — закивал Дмитрий Кириллович. — Ты права, умница: пособие в учреждении папа получил. Так, так.

На одну минуту он был сбит ответом этой маленькой свидетельницы, чьи показания, однако, не были занесены в «дело» об убийстве гражданки Пострунковой. Разговор о деньгах приобретал теперь не тот смысл, неожиданно всплывшая улика оказалась ложной.

Но первая неудача не могла остановить Дмитрия Кирилловича; к тому же еще оставался повод для продолжения расспросов:

— Почему дядя Ардальон «только раньше был добрый»? А я думал, что он и теперь такой… Как же, по-твоему, Всезнайка? Почему?

— Ну… так, — упорствовала девочка.

— Ах, ты такая «такалка»! Ты мне скажи: я дяде Ардальону не буду рассказывать. Мы с ним не дружим.

Галочка подняла голову, одно мгновение о чем-то соображала и, посмотрев доверчиво на ласково улыбавшегося «Лешиного папу», неожиданно сказала:

— Он нехороший выдумщик Он наврал про моего папу. Потом… он велел папе пойти в пивную, и они пили там. И Павлик там заболел — вот что! И потом он еще врал… и обманул меня, только вы ему не говорите, дяденька, когда он к вам придет.

— Нет, нет, детка. Он ведь у меня… очень редко бывает и мы с ним не дружим. Аи, выдумщик, ах, какой нехороший выдумщик! — возвращал Дмитрий Кириллович ее мысль к этому слову. — Я с ним и так уже хотел, понимаешь, рассориться, а теперь — так уже наверно! — ободрял он девочку. -Вот так: выдумал и наврал? Ну и дяденька, а?!

В комнату вбежала дочь, Женечка.

— Папа, пусть Галя идет к нам играть! Идем, идем к нам… Это грозило разрушить все планы Дмитрия Кирилловича.

— Иди… иди, Женечка: Галя через пять минут придет. И принесет вам вот все эти сладости. Марш!

И, когда ушла, повторил опять:

— Ну и дяденька… А я думал, что он хороший… А ну-ка, расскажи!

— Я его боюсь… — жаловалась девочка. Он пришел и наврал такое страшное, — тако-о-ое нехорошее, дяденька. За такое в милицию берут…

— А что?

— Он сказал, будто папа мой кого-то убил.

— Ох, какой глупый и нехороший! Нет, его не надо любить…

— Я его потому и не люблю, хоть он угощение мне приносил… и даже Милке нашей давал, собачке. Я вам теперь все расскажу, — уже не старалась сдерживать себя Галочка: она рада была, что доброму «Лешиному папе» можно пожаловаться на «дяденьку», который однажды так напугал ее.

Ее внезапная детская словоохотливость как нельзя лучше помогла Дмитрию Кирилловичу; чтобы вызвать еще большее доверие к себе, он взял Галочкину руку в свою и ласково ее погладил. А заметив, что на платьице ее остались следы от сахарной пудры пастилы, — он стер их своим носовым платком, как поступил бы заботливый и внимательный отец.

Ничто уже не могло поколебать доверия к нему этой маленькой свидетельницы.

— Разве можно говорить про моего папу, что он убил? А тот дяденька сказал. Мама с ним спорила, а папа испугался и молчал… Мне стало жалко папу… я заплакала. А потом я хотела пойти к Павлику, а дяденька Ардальон меня не пустил. Вот он какой! И все время говорил, как будто убил мой папа, и его фамилию называет.

— Ах, какой глупый выдумщик! — повторил опять сочувственно «Лешин папа».

— Ну, да! А еще сладкие булочки и коржики и пирожки давал… Он, наверно, притворялся, будто добрый.