Михаил Козаков: Попкино счастье

В старом деревянном флигельке на Ждановке их жило четверо: старый, почти умерщвленный параличом Юрий Ильич, крутотелая, с черными усиками на губе — Зоя, парень Кузьма и белогрудый любимец — какаду-попка.

Жили вчетвером во флигельке на Ждановке а во всем городе, во всей стране жила, распоряжалась хозяйкой, растопырив ветровые крылья, — революция.

И оттого, что во всей стране всеми людьми распоряжалась революция, бывший полковник Юрий Ильич Коровин не командовал больше полком, подшефным наследнику цесаревичу Алексею, а сидел четвертый год паралитиком, прикованным к креслу; дочка Зоя, не докончив учения в Смольном институте, служила ордеристкой где-то в губпродкоме, а чахоточный и чужой раньше Кузьма, беженец из Холмской губернии, поселился в полковничьем флигельке.

И белогрудый попка не остался забытым в то время, когда революция рассаживала всех по новым местам. Но попка — не человек, и о нем — после-Чахоточный Кузьма попал в коровинский флигелек так: Прошлой осенью ходил по Петроградской стороне, нищенствуя, и зашел на Ждановке во флигелек — к бывшему полковнику Коровину. Так заходил, прося репу или сельдь, не один раз, пока Коровин, узнав Кузьму поближе и нуждаясь в человеческой помощи себе — паралитику, не оставил бездомного парня жить у себя.

И дочка Зоя не протестовала: надоело ей возиться с никчемным отцом… А Кузьма, обласканный неожиданно деревянным флигельком, стал ухаживать за старым полковником, следил за порядком в доме и, привыкнув, стряпал на «буржуйке» постный обед Коровиным и себе.

И еще имел Кузьма заботу об одном жильце в деревянном флигельке — о белогрудом попке.

Во флигельке было голодно, продавались все старые вещи из квартиры, а белогрудый какаду, как и раньше, ел кукурузу «конский зуб», коноплю, растолченную в мякиш, пил прокипяченную воду, да только лишен был сладкого крымского яблочка и редко-редко ел белый сахар, пайковой порцией приносимый Зоей из губпродкома.

И уход за избалованным попкой был тот же, исправно наполнял Кузьма кормушку и водопойку, вынимал и чистил каждый день донце из клетки (чтоб попка не ел своей собственной продукции), а на ночь, по указанию старого полковника, покрывал попугаево жилище парусиновым чехлом.

…Вот так — все дни вчетвером в низкорослом флигельке на Ждановке. Двое Коровиных и двое без фамилии: Кузьма — пришелец чахоточный и безымянный какаду-попка.

Но — в стране революция, и подчиняться ей должно и людям в деревянном ждановском домике, и белогрудому попугаю.

Весной во флигельке дела стали заметно хуже. Были проданы все ордена старого полковника, разменяли на хлеб светлое пальто офицерского покроя с шелковой подкладкой, почти все стулья, золоченые рамы от запрятанных портретов царской семьи, старинную родовую табакерку и много других вещей. Зоя приходила домой злой, грубила придирчиво Юрию Ильичу и ругала дармоедом Кузьму.

— Ну, и жизнь!… От такой жизни, кажется, нетрудно пойти на панель… Подумать только: дочь командира гвардейского полка, дворянка Зоя Коровина — и на панели… проституткой!. А все оттого, что я прикована к вам… ко всем… ко всем… противные, противные!… Уйду от вас…

Плакала у себя в комнате визгливо, бранно, а в клетке белогрудый попка отвечал ей из соседней комнаты крикливо, пронзительно:

— Ва-ва-ва!… Та-ва-ва!…

Все попугаи перенимают человеческую речь, а белогрудый какаду коровинский знал только свой язык — попугаев.

Чем говорить о себе человеком надуманное: «Попочка дурак, попочка дурак!» и казаться от того умным — коровинский какаду предпочитал молчать, как человек, и говорить, как его породы птица, а полковник считал своего попугая просто неспособным.

Бывало, Юрий Ильич, сидя с обмотанными ногами в кресле, пережевывал мертвой жвачкой всю свою жизнь полковничью и, глядя на задумавшегося какаду, изредка высовывавшего свой черный мясистый язык, вспоминал:

— Вот, относительно птиц, Кузьма… Должен сказать — редко кто из людей знаком с их жизнью. А я кое-что узнал, живя у брата в имении… Чудак был у меня брат. Дела шли перед войной из рук вон плохо, а он тратил последние деньги на птиц и животных. А птиц покупал не в Петербурге на Апраксином рынке, а выписывал из Германии, прямо из Гамбурга. Помню, при мне прислали ему серого попугая с красным хвостом… Серые попугаи, это — дворянство, аристократия среди попок, Кузьма… Сняли чехол с клетки, а попка вдруг и закричи: