Синклер Льюис - Ивовая аллея

Проезжая мимо болота, он нашарил на сиденье кулек с конфетами, одной рукой развернул его и вытряхнул конфеты из окна. Они так и посыпались дождем в густую придорожную траву. Бумагу с маркой кондитерского магазина «Парфенон» Джэспер сунул к себе в карман. Затем из пакета, на котором тоже стояла марка магазина, он вынул и сложил на сиденье свертки с провизией, а пакет тоже сунул в карман.

Возвращаясь из Роузбэнка в город, он еще раз свернул и остановился у жалкой лачуги, в которой жил старый хромой норвежец. Джэспер просигналил. Из дома выбежал внук норвежца.

— Возьмите, я тут кое-что привез вам, — сказал Джэспер, подавая свертки.

— Да благословит вас бог, сэр. Я не знаю, что бы мы без вас делали, — прошамкал из-за двери старик.

Но Джэспер не стал его слушать.

— На днях заеду опять! — крикнул он и уехал.

В четверть одиннадцатого он остановился у дома, где помещался «Общественный театр» — последняя выдумка высшего вернонского света. Обитатели фешенебельных кварталов чуть не все были членами Театрального клуба, во главе которого стояла дочка самого управляющего железной дорогой. Джэспер Холт, воспитанный и холостой, был радушно принят в среде «лучших людей города», хотя, кроме того, что он отличный кассир и родом из Англии, никто ничего о нем не знал, зато как актера его прямо-таки на руках носили: он был признан как самый талантливый актер-любитель во всем Верноне. Его ничем не примечательное лицо могло вытягиваться в трагическую маску или раздуваться толстощекой шутовской физиономией; его спокойные манеры словно скрывали вулкан страстей. В отличие от других любителей он не «представлял» — он просто перевоплощался. Он забывал о существовании Джэспера Холта и становился то бродягой, то судьей, то лощеным денди Ноэля Кауарда, то странным порождением фантазии Бернарда Шоу или символом из драм лорда Дансейни.

Все другие одноактные пьесы из нового репертуара «Общественного театра» уже отрепетировали. Джэспера ждали любители-актеры, занятые в пьесе, где он играл главную роль. Еще его хотели видеть дамы-постановщицы, чтобы узнать, во-первых, как он отнесется к синим шторам на сцене, а во-вторых, какой, по его мнению, заключается высший смысл в роли пажа, состоявшей всего из двух строчек, но доставшейся зато самой очаровательной любительнице самого юного поколения. Когда все обсудили и утихомирили двух крупно поспоривших членов репертуарного совета, то, наконец, приступили к репетиции. Джэспер Холт был все в том же фланелевом костюме с увядшей гвоздикой в петлице; но это был уже не Джэспер Холт, это был старый герцог де Сан Саба, циничный, щедрый, великолепный, с изысканными манерами, с вкрадчивым голосом и снедаемый самыми низменными страстями.

— Ах, если бы мне побольше таких талантов, как вы! — восклицал нанятый театром профессиональный режиссер.

Репетиция окончилась в половине двенадцатого. Джэспер отвел машину в гараж и пешком вернулся домой. Дома он изорвал и сжег бумагу с маркой кондитерского магазина и пакет, в котором были продукты.

Спектакль состоялся в следующую среду. Джэсперу Холту аплодировали без конца. А на банкете, устроенном после окончания пьесы в Лейксайд-клубе, он танцевал с самыми красивыми девушками города. Он говорил мало, но зато танцевал без устали. Джэспер Холт был в зените славы.

В среду вечером Джон Холт не пришел на собрание духовных братьев в Роузбэнке.

А через пять дней в понедельник на совещании у директора Национального Лесного банка Джэспер Холт пожаловался на головную боль. На следующий день он позвонил директору и сказал, что не придет в банк: он попробует отоспаться, дать отдых глазам, может быть, тогда пройдет его мучительная головная боль. Это было некстати, потому что именно в этот день его брат Джон приехал в Вернон и зашел в банк навестить Джэспера.

Директор видел Джона Холта всего один раз. И так уж совпало, что и в тот раз Джэспера не было в банке — он уезжал за город. Директор пригласил Джона в свой кабинет.

— Ваш брат сегодня остался дома. У бедняги страшная головная боль. Надеюсь, она скоро пройдет. Мы очень ценим вашего брата. Вы можете им гордиться. Не хотите ли сигару?

Директор говорил с Джоном, а сам незаметно разглядывал его. Как-то во время обеда (директор иногда угощал обедом своего старшего кассира) Джэспер обмолвился, что они с братом похожи как две капли воды. Но сколько ни всматривался директор в Джона Холта, он не замечал такого разительного сходства. Черты, были, пожалуй, те же. Но у Джона на лице застыла такая гримаса хронического духовного несварения, взгляд был так угрюм, рыжие космы такие спутанные, неряшливые — то ли дело черный лоснящийся зачес Джэспера над просвечивающей плешинкой, — что директор почувствовал к Джону неприязнь, столь же сильную, как и его симпатия к Джэсперу.