Гилберт Честертон - Шар и крест

Незнакомец улыбнулся. Собственно, именно те черты, которые нарушали правильность его лица, подчеркивали насмешливую гордыню, с которой он глядел на камни, цветы и особенно на одинокого человека, стоявшего перед ним.

– Что вам нужно? – крикнул Тернбулл.

– Мне нужен ты, Джимми,– отвечал эксцентричный незнакомец, спрыгивая прямо на газон. Приземлившись, он подпрыгнул, как резиновый мячик; и застыл на месте, расставив ноги. Теперь Тернбулл разглядел еще три вещи: на поясе у пришельца висел страшноватый нож, коричневые ноги были босыми, глаза ярко сверкали, но были бесцветными.

– Прости, я не во фраке,– сказал незнакомец,– сам понимаешь, мотор, то-се, перепачкаешься…

–Знаете что,– сказал Тернбулл, сжимая в карманах кулаки,– я привык разговаривать с сумасшедшими тут, в саду, но из-за стены им лезть не советую, а уж тем более – падать с неба.

– Ай-яй-яй! – сказал незнакомец.– Ты же сам перелез через эту стену, Джим.

– Что вам нужно? – снова спросил Тернбулл.

– Нам обоим нужно одно и то же,– серьезно сказал пришелец.– Нам нужен мятеж.

Тернбулл посмотрел на пламенное небо и мечущиеся деревья, повторяя про себя слово, так хорошо выражавшее и то, что творилось в его душе, и то, что творилось в природе. Повторяя его, он неизвестно почему очутился на стене, рядом с пришельцем. Когда же тот молча подтянул за веревку маленький самолет, он сказал:

– Я не могу оставить тут Эвана.

– Мы свергнем папу и королей,– сказал незнакомец,– стоит ли брать его на такое дело?

Сам не заметив как , Тернбулл оказался в самолете, и они взлетели вверх.

– Мятежники так слабо замахивались,– говорил человек в красном платке,– просто школьники из младших классов, лезущие на старшеклассников!.. Да, вот истинная цена этим цареубийствам и французским революциям. Кто посмел до сих пор замахнуться на учителя?

– Кого вы называете учителем? – спросил Тернбулл с удивлением.

– Сам знаешь,– отвечал странный пришелец, взглянув в гневное небо.

Небо это становилось все ярче и ярче, словно то был не закат, а рассвет; но земля становилась все темнее. Больница и сад казались отсюда смешными и какими-то детскими; но краски их быстро выцветали. Багрянец роз и георгинов стал лиловатой синевою, золото дорожек – темной бронзой. Когда самолет поднялся настолько, что исчезло все, кроме крохотных светящихся точек, рубиновый свет небес неистовствовал кругом, словно море Дионисова напитка. Внизу тускло светились упавшие звезды гаснущего разума, вверху бились знамена свободы и мятежа.

По-видимому, незнакомец умел читать мысли, ибо он сказал именно то, о чем подумал было Тернбулл.

– Правда, как будто все перевернулось? То-то и хорошо здесь, в небе,– все вверх дном! Летишь, летишь вверх к утренней звезде – и вдруг поймешь, что ты на нее падаешь. Ныряешь поглубже в небо – и поймешь, что ты вознесся. Мир только тем и хорош, что в нем нет ни верха, ни низа.

Тернбулл молчал, и он продолжал свою речь:

– В небе и узнаешь мятеж, настоящий мятеж. Все высокое тонет внизу, все большое становится маленьким. На свете есть только одна небесная радость – сомнение .

Тернбулл по-прежнему молчал, и незнакомец спросил его:

– Значит, твой Макиэн тебя обратил?

– Обратил?! – вскричал Тернбулл.– Да почему? Мы с ним знакомы один месяц, и я ничем…

– Христианство – странная штука,– задумчиво сказал незнакомец с раздвоенным подбородком, легко облокачиваясь на руль.– Ты и не заметишь, как размякнешь… собственно, ты и не заметил.

– Я атеист,– сдавленным голосом проговорил Тернбулл.– Я всегда был атеистом. Да побойтесь вы Бога!

– Я не боюсь Его,– сказал незнакомец.

Тернбулл сплюнул в окошко; незнакомец продолжал:

– А жаль, мы очень на тебя рассчитывали… Умны они, гады, особенно такие дураки, как твой Макиэн.

– Да ничего я от него не набрался! – заорал Тернбулл.– Если я так плох, куда вы меня везете?

– Я везу тебя,– отвечал незнакомец,– чтобы показать последний мятеж. Тот самый, о котором ты мечтал, разгуливая вон там и размахивая от ярости руками.

Самолет стал спускаться – резко, словно человек, нырнувший в воду, и Тернбулл увидел внизу слишком хорошо знакомые места. Гнев заката утих, небо потемнело, слабые уличные огни освещали собор св. Павла. Да, собор еще стоял, но крест лежал рядом, на земле.

– Прибыли в самое время,– сказал пилот.– Сбили уже, молодцы! Мятежники все больше люди простые, и для них это – добрый знак.