Анри де Ренье: Маркиз д'Амеркер. Рассказы

Я посетил много портов: кишащих под солнцем, вязнущих под дождем, стынущих среди льдов, таких, в которых стоят большие корабли, таких, которые ютят раскрашенные фелуки, и, таких, в которых прячутся лишь несколько пирог из коры. Города являлись нам в лучах зари и на закате, то великолепные, то жалкие, громоздившие ступени своих дворцов или прислонявшие к холмам нестройные кучи своих хижин, такие, в которых по ночам слышится гул музыки или в сумерках – песня рыбака, вытаскивающего сети.

Мы приветствовали дожей в мраморных палатах и эскимосов в глиняных юртах. В грязных вертепах мы пресыщались голыми рабынями; в великолепных залах мы ухаживали за нарядными дамами. Дымные лучины и светлые канделябры озаряли наши сны.

Так я узнал все моря. Мы эскортировали королевских особ и охраняли купеческие корабли. Иногда наши орудия рыкали. Расстилался серный дым, разрываемый золотыми молниями. Я узнал и трепет корабля от пушечных залпов, и сотрясение от ядер, вонзающихся в киль. Порванные паруса повисали на сломанных мачтах. Я видел, как тонули корабли. Поджигательные снаряды пиратов не уступали железным крючкам корсаров. Но море еще страшнее тех, что кровенят его. Я видел все его лики: детский лик утр, его лицо полудней, струящееся золотом, его вечернюю маску медузы и бесформенные лики ночи. Добродушная его угрюмость сменялась буйством ураганов. Некий бог обитает в его изменчивых водах; иногда он подымается среди хрипа ветра и рокота зыбей, ухватившись за гриву волн и космы водорослей; облик его создается из пены и водяной пыли; его таинственные руки выпускают когти, и стоя во весь рост, с торсом из смерча, в плаще из тумана, с облачным лицом и молнийными глазами, он вздымает свой призрак из валов и шквалов и, неисчислимый, рушась среди чудовищного лая волн, под гиканье пастей, раздираемый когтями, исчезает в грохоте своего падения, чтобы вновь возникнуть из слюны собственного бешенства.

Море было однообразно тихо и зеркально, когда мы вступили в воды острова Леранта. Мы шли издалека после долгого плавания по туманным водам. Ледяные глыбы растаяли при нашем приближении к этим теплым областям; небо понемногу разъяснело, появилось солнце. Пурпурный флаг вился в легком ветерке, фигура на носу отражалась в зеркале, непрестанно разбиваемом перед ней быстро несущимся кораблем, который дробил хрусталь, и однажды, на закате дня, вахтенный крикнул: «Земля»! Берег показался на одно мгновение в зеленом и розовом сиянии, но с наступлением сумерек влажный туман окутал корабль и затянул все море вокруг нас. Мы медленно подвигались по лиловой воде, в мягкой сырости этих воздушных тканей, прозрачных и волнистых.

Лоцман правил осторожно. Причал был опасен, и место знаменито своими кораблекрушениями. Смутные суеверия окружали этот знаменитый и очаровательный остров, божественный и некогда обитаемый сиренами.

Вдруг, взяв на штиль, «Несравненный» замедлил ход и остановился! якорь заел; тонкий паутинный туман, зацепившись за мачты, повис завесами.

Мы были очень близко от невидимого острова. Мало-помалу распространился восхитительный запах деревьев и цветов.

Приказ о том, что никто не должен покидать борта, резко положил пределы нашему любопытству. Никто этой ночью не должен был сходить на землю. Шумы с острова долетали к нам издали, как бы утончившись от мглы.

Мои товарищи ушли один за другим. Огни погасли. Я облокотился на борт, вслушиваясь в неуловимый трепет снастей и в шаги часового, и так стоял в темноте, насторожив ухо. Позже мне показалось, что я слышу музыку. Она упоительно пела там, прерываясь, как бы просачиваясь сквозь поры тумана. Мягкая губчатость ночи заглушала звуки, но, в конце концов, мне удалось различить концерт на флейтах.

Решение мое было принято быстро. Лоцман дал мне указания. Корабль стоял на якоре посередине песчаной бухты, в пятистах туазах от берега. Я спустился в свою каюту, привязал на шею маленькую буссоль и прокрался на нос корабля, где была фигура Быстро раздевшись, в последний раз определил направление и по спущенной веревке беззвучно соскользнул в море.

Вода была теплая и нежная, и плыл я без шума. Скоро корабль исчез из глаз. Вода журчала у ушей. По временам я ложился на спину, чтобы проверить направление. Скоро я услышал шум волны на береговом песке. Туман просветлел и стал прозрачным паром. Я встал на ноги. Плавучие водоросли коснулись моих обнаженных бедр. Запах речных цветов слился с ароматом морских растений. Маленькая роща казалась темным пятном. Она доходила до самого моря, откуда вздымалась белизна мраморной террасы. От нее вела вниз лестница. Со ступеней тихо стекала вода. С каждой стороны стояло по женской статуе; отлив обнажил их бедра и превратил их в сирен. Гладкая чешуя их хвостов была влажной под моими руками. Я приблизился к одной, потом к другой и, приподнявшись, поцеловал каждую в губы. Уста их были свежие и соленые. Я взошел по ступеням. Наверху – остановился. Звезда блестела над деревьями; широкие аллеи открывались в толще их. Я пошел по средней; она вела к площадке, круглой и обрамленной аркадами из букса, под которыми били, журча, фонтаны.