Эмманюэль БОВ - МОИ ДРУЗЬЯ

– Я двадцать раз вам повторял, что не следует впускать людей, меня не известив.

– Значит, сегодня ты придти не сможешь? – спросила девушка, когда я сел.

– Нет, дитя мое.

– А завтра?

– Но ты занята!

– Да, после четырех часов. Я выхожу из Консерватории в четыре.

– Я не смогу. В субботу, если хочешь.

– Хорошо.

Поцеловав своего отца, девушка вышла. Как в прошлый раз, она, закрывая дверь, взглянула на меня. Этот взгляд, несмотря на даль, меня смутил.

– Так что, милейший, ты купил костюм?

– Да, господин.

– Очень хорошо. Встань-ка.

Я починился, немного смущенный тем, что был без пальто.

– Повернись.

Я исполнил, приподняв свое слишком низкое плечо.

– Но он тебе очень идет. Можно сказать, что сшит был под размер. Сколько ты за него заплатил?

– Сто франков.

– Это не дорого. Теперь я могу послать тебя на мой завод. Ты представителен. Могу рекомендовать тебя начальнику отдела кадров.

Г-н Лаказ развинтил вечное перо с резервуаром, встряхнул его и написал несколько строк на визитной карточке.

Чтобы он не заподозрил, что я читаю поверх плеча, я предусмотрительно отдалился.

– Держи, – вскрикнул фабрикант, изучая карточку в профиль, чтобы убедиться, что чернила высохли.

Я уложил эту карточку в бумажник, не читая, и сел, ожидая, что г-н Лаказ займется мной, задавая вопросы.

Сегодня, когда я менее взволнован, я чувствовал себя способным отвечать разумно и, уходя, показаться интересным.

– Тогда до свиданья, милейший, Ба… Ба… Батон. Все на сегодня. Завтра к семи утра приходи на мой завод, это все дома от 97 до 125, улица Победы в Бийанкуре. Спросишь г-на Карпо. Он даст тебе работу. Получишь день отпуска, придешь ко мне. Давай, милейший, до свиданья.

Разочарованный краткостью визита, я поднялся.

– До свиданья, господин. Спасибо большое.

– Да, до свиданья, как-нибудь увидимся.

Я вышел, пятясь, кланяясь, шляпа прижата к груди.

На рассвете я пришел на самую близкую от меня остановку трамвая.

Ветер дул с такой силой, что дверь моего дома хлопала сама по себе, пока я не сумел ее закрыть. Капли, размером больше, чем другие, срывались с карнизов мне на руки. Дождь стекал по тротуарам к мостовой. Каждый раз, когда я переходил улицу, ручей слишком большой, чтобы перешагнуть, захлестывал мне ногу. Вода, которая гудела в вертикальных стоках, прикрепленных к домам, вытекала на землю так, будто перевернули полное ведро. Рукава пиджака не замедлили намочить мне запястья. Руки казались не вытертыми, после умывания.

Пришел пустой трамвай. Ночью он был вымыт. Лампочки, которые его освещали, имели грусть света, который забыли выключить на сон грядущий.

Я уселся в угол. Печки еще были холодными. От воздуха, проникавшего под сиденье, замерзали руки. Кондукторша, неподвижная в центре трамвая, зевала.

– Ла Мотт-Пике, – крикнула она.

Трамвай мог быть пустым, и все равно она кричала.

Мы отправились. Двери открывались сами собой на поворотах. Иногда свет на мгновенье гас. За мокрыми стеклами улицы топорщились, как в зной.

– Гренель.

Вошли рабочие. Приглушенный звук колокольчика достиг уха вагоновожатого. Я думал о своей незастеленной постели, еще теплой в ногах, о своем закрытом окне и об этой заре, которая пробивалась некогда у меня, спящего, между ресниц.

В этот мгновение, освещенный своей открытой дверью, г-н Лекуан должен умываться.

– Мост Мирабо.

Два человека уселись передо мной.

Я впал в ярость, потому что было полно свободных мест. Говорили они так, как будто полдень.

– Авеню Версаль.

Рабочий поднялся с газетой, которая не была сложенной, и новости в ней мне показались слишком свежими.

Занимался день. Вдруг свет погас в трамвае. Все изменило цвет. В серые амбразуры окон виден был дождь.

– Шардон-Лагаш.

Я почувствовал печаль и одиночество. Все эти люди знали, куда ехали. Тогда как я уезжал к приключению.

– Пуан-дю-Жур.

Я вышел. Струйка воды, упав с крыши трамвая, стекла мне по спине. Ноги, сотрясенные трамваем, подкашивались. Лицо, слишком долго неподвижное, застыло. Левая нога замерзла.

Трамвай удалился, увозя лица, которые были мне знакомы, и мое пустое место.

В будке двое таможенников, не спавших всю ночь, готовились к уходу.

Чтобы добраться до Бийанкура, нужно было выйти из Парижа.

Я шел длинным проспектом, без тротуара, мимо низких домов.

Дождь не переставал. Грязь, которая налипала на туфли, хлюпала при каждом шагу. Дерево за стеной шевелилось, как чаща, в которой кто-то был. Ветер выворачивал листья наизнанку. Дождь вздувал на лужах пузыри.