Федор Решетников: Подлиповцы

-Сысойко, айда отсель! Пойдем бурлачить!

– Не пойду. – Сысойко еще не верил тому, что Апроська умерла. «А может, она так…» – думал он.

– Э, дура, голова! Пойдем! бурлачество – баская штука, богачество получим, а хлебушка эво! ужасти!.. Сысойке не хотелось идти. Пила стал уговаривать его; Сысойко только ругался.

– Ну, и околевай, черт! Я один пойду, ребят с собой возьму. Пила стал думать, что теперь делать с Апроськой. Матрена ругается за корову, говорит: вези опять, отдай лошадь… «Ну уж, теперь с меня он шиш возьмет!» Однако он все-таки решил везти Апроську и мать Сысойки к попу… «Коли просить чего станет, я и к набольшему его пойду… Бает, у меня начальство есть». На другой день по приезде в Подлипную он принялся делать гроб с Сысойком, Иваном и Павлом. На третий день они уложили в гроб мать Сысойки и Апроську в такой одежде, в какой они умерли. На обеих их были худенькие полушубки, худые лапти, Сысойко надел на руки Апроськи свои рукавицы и положил ей на грудь ковригу хлеба. В этот же день Пила с женой, детьми и Сысойком, положив гроб на Пилины дровни, отправились в село. Гроб был прикрыт досками и обвязан веревкой. На нем сидели Пила и Сысойко. На Сысойковых дровнях, запряженных в Сысойкову лошадь, ехали Матрена, Павел, Иван и Тюнька. Дорогой Пила уговаривал Сысойку идти бурлачить. Сысойко ругался и наконец понял, что в деревне ему тошно жить, согласился идти с Пилой туда, где хлеба много. Только как же без Апроськи?

– Уж не воротишь. Жалко, а нешто делать, – говорил Пила, вздыхая.

– У, Апроська! стерво ты… леший!.. – вскричал со злостию Сысойко. Ему слишком было обидно, что Апроська померла. Дьячок удивился, когда увидал перед своим домом подлиповцев. Этот день был теплый, каких в этом краю мало бывает зимой. Солнце грело, с крыш капало, ветру не было. Пила подумал, что лето скоро.

– Гли, Сысойко, солнце-то! – говорил Пила, весело указывая на солнце.

– Лето тожно скоро… Ишь как баско. Сысойку это не порадовало, а возмутило. Он все думал об Апроське.

– А пошто она издохла?.. Пошто? – вскричал Сысойко.

– Пошто? – спросил и Пила, и ему тоже обидно сделалось. Вышел дьячок:

– Ну, что, братцы?

– Што! Знамо – што… – сказал Пила с сердцем. Он и Сысойко теперь походили на зверей; вокруг них собралось много крестьян, которым Матрена и Павел толковали, как померла Апроська, и которые жалели и умерших, и Матрену.

– Кто опять умер? – спросил дьячок.

– Кто? Как бы не ты, жива бы Апроська-то была… – ворчал Пила.

– Ну, полно, Пила… Она теперь покойная…

– Знамо… Зажмурила шары-те. Оттого и померла… Крестьяне между тем с участием расспрашивали Матрену и Сысойко, отчего умерла Апроська.

– Он у меня корову взял! – сказал Пила, указывая на дьячка.

– Вре?!

– Врать, што ли, стану!

– Это не твою ли он как-тось в город спровадил?

– А чью не то… Взял да и тю-тю, к набольшему уволок. Дьячку стыдно сделалось. Он знал, что в подобных случаях крестьяне пристанут за своего брата, изобьют его еще да жалобу напишут.

– Братцы, я купил у него корову! Пила обругал дьячка.

– Купил ты! купил?

– Врет!.. увел!.. – голосили Матрена, Сысойко и Павел. Крестьяне отошли от Пилы, собрались невдалеке в одну кучку и стали толковать между собой.

– А что, дядя? Дьячок-то вор!..

– Айда к становому! Крестьяне ушли к становому, Пила и Сысойко с ними же. Дьячок воротился домой; Матрена с детьми осталась на улице. Крестьяне с полчаса стояли у дома, где жил становой пристав. В это время дьячок послал своего сына с запиской, что крестьяне из Подлиповки – Пила и Сысойко взбунтовали крестьян и хотели избить его. Становой рассвирепел. Вместо того чтобы разобрать дело, он раскричался на мужиков?

– Так-то вы?.. Буянить!.. Да я вас всех перепорю.

– Да мы ништо…

– Молчать! пошли по домам! Надо заметить, что Пила при появлении станового спрятался за крестьян, Сысойко спрятался за Пилу.

– Кто Пила! Кто Сысойко! – закричал становой. Все струсили… Крестьяне показали на них.

– В чижовку! я вас!.. Я вам задам лупку! От чижовки и от лупки наших подлиповцев спас священник, шедший в это время к становому.

– Что! жаловаться? – спросил он сердито подлиповцев.

– Батшко, не губи!.. – молился Пила. Он думал, что его уведут куда-нибудь на съедение зверям.

– Василий Иваныч, простите его, – сказал священник становому приставу.

– Не для чего эдаких скотов прощать… Ну, да пусть идут.

– Ступайте в церковь, я сейчас буду. – Священник ушел к становому, крестьяне по своим домам, а Пила и Сысойко поехали к церкви. Церковь была отперта сторожем. Поставивши гроб среди церкви, Пила и Сысойко с Павлом и Иваном отправились на кладбище.