Рональд Харвуд - Одинаковые тени

А когда фильм кончается и мы выходим, я слышу сзади меня так тихо-тихо:

— Привет! — И я вижу Марию.

— Привет, Мария, — говорю я. — Привет.

— Понравился фильм? — спрашивает она. Но, друг, это совсем не такая Мария, с которой я был тогда ночью. Теперь она грустная. Это видно.

— Еще бы, — говорю я, когда мы выходим на улицу. — Познакомься, Мария, это мой друг Пит.

— Здравствуй, Пит, — говорит она.

— Пит, — говорю я, — это Мария.

— Мария, — говорит он. — Порядок!

— Ты идешь домой, Мария? — спрашиваю я.

— Да, — говорит она.

— Может, мы тебя проводим, а? Потому что нам с Питом нечего делать, — говорю я. — Как, Пит?

— Конечно. Да, сэр, — говорит Пит.

— Нет, я пойду домой одна, — говорит Мария.

— Нет, Мария, мы с Питом тебя проводим, потому что… — говорю я, но не успеваю кончить, потому что к ней подходит какая-то девушка и говорит:

— Мария, я тебя потеряла.

— Это Джордж и Пит, — говорит Мария. — А это Кэти.

— Добрый вечер, Кэти, — говорю я.

— Кэти! Ух! — говорит Пит.

— До свиданья, Джордж. Еще увидимся, — говорит Мария.

— Нет, Мария, — говорю я. — Мы с Питом проводим тебя и Кэти домой, потому что нехорошо двум девушкам идти одним, потому что к ним могут пристать эти подонки.

— Верно, — говорит Пит.

— Нет… — говорит Мария.

— Прекрасно, — говорит Кэти. — Пойдемте.

И вот, друг, мы идем с ними, и это прекрасно. Эта Кэти тоже цветная девушка, как и Мария, только низенькая, и толстая, и в очках.

— Где ты живешь? — спрашиваю я Марию.

— Возле Ганноверской улицы, — говорит она, и мы идем, я с Марией, а Пит с Кэти. Только, честное слово, мы с Марией всю дорогу не говорим друг другу ни слова. Ни слова. И мне уже жалко, что мы пошли их провожать. Но я слышу Пита, и у него все в порядке.

— Тебе нравится моя куртка?

А эта Кэти хохочет, как сумасшедшая. И, друг, что у нее за смех! Я не совру, если скажу, что ее смех слышно в Иоганнесбурге. И вдруг эта Мария хватает меня за руку, и я должен признаться, что мне это приятно, хотя я при этом пугаюсь.

— Это точно красивая куртка, Кэти. Порядок! — говорит Пит.

— Точно, — говорит она и опять хохочет, как сумасшедшая.

— Ага! — говорит Пит. — Рад, что тебе нравится эта куртка, потому что она стоит два фунта. Да, сэр. Два фунта — и порядок!

— Ей-богу? — говорит Кэти. Цветные девушки иногда так говорят.

— Ей-богу, — отвечает Пит.

Мы подходим к дому возле Ганноверской улицы, это совсем рядом с Джанни Гриквой. Только я вам должен сказать, что не хотел бы сегодня встретить этого Джанни Грикву или эту проклятую Нэнси, хотя не знаю почему.

И все время, что мы шли, мы с Марией не сказали друг другу ни одного слова. Но я и не считаю, будто мне надо было говорить, — вы меня понимаете? Но этот Пит! Я говорю вам чистую правду, он все время болтал с этой Кэти. И она так громко хохотала, что я чуть не оглох.

Дом у Марии грязный и маленький. Весь в трещинах. Но когда мы вошли внутрь, там оказалось чисто, это я вам сразу должен сказать. Да, сэр. Правда, чисто. Не просто чисто, а по-настоящему чисто, — вы меня поняли?

Мы входим в комнату, и в ней одна кровать и что-то еще, и все так опрятно.

Тут эта Кэти говорит:

— Моя комната наверху. — И она хохочет, и вид у нее такой, будто она хочет спрятаться за своими очками, — вы понимаете?

Пит говорит:

— Я бы хотел ее посмотреть. Конечно. Порядок! Ух!

А эта Кэти умирает от хохота, и они с Питом уходят наверх, и мы с Марией остаемся одни. Я слышу, как они поднимаются по лестнице, и у меня такое чувство, что вроде бы лучше они не уходили. Лучше бы они остались с нами.

— Садись, — говорит Мария, и я сажусь на кровать.

— Хочешь чаю? — говорит она, и я говорю, что хочу.

Она готовит чай, и, друг, мы с ней опять не говорим ни слова.

Она дает мне чашку, и садится на кровать рядом со мной, и сбрасывает свои туфли, и подбирает ноги под себя.

Так мы сидим с ней, может, целые годы и не говорим друг другу ни слова. И слышно только, что там наверху эта чертова Кэти хохочет так, что у нее от хохота очки должны треснуть.

И все это время ни одна мысль не приходит мне в голову. Я просто оглядываю комнату и ни о чем не думаю. Друг, мне хочется что-то сказать, но я не могу придумать, что сказать.

— Еще чаю? — спрашивает Мария.

— Пожалуйста, — говорю я, и она наливает мне еще одну чашку, и я ее выпиваю. И Мария тоже выпивает еще одну чашку чаю. И тут я говорю:

— Друг, мне тебя жалко.

— Почему? — говорит она.

— Потому что у тебя из-за меня были неприятности, — говорю я.