Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том I.

И – будто дружно согласясь,

Хранят коварное молчанье.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сама земля, ее движенье

Наводят грустное сомненье,

Куда, зачем с толпой миров

22

Она так пристально несется

И много ли еще веков

С ее громадой обернется?

И где пути ее конец,

И как свершит свое теченье,

И нас, людей, там ждет венец

Блаженной доли иль мученье?

Зато случается порой

Иной в нас демон поселится:

То радость пламенной струей

Без зова в душу протеснится;

И затрепещет сладко грудь.

Помянем легкими мечтами

Прошедшего забытый путь;

Вдали ж, пред светлыми очами,

Мелькнет надежд блестящий рой.

И очарует нас собой

Ряд чудных, сладостных видений;

А в настоящем окружит

Толпа веселых сновидений;

И как всё ярко заблестит!

И как тогда весь мир прекрасен,

Как жизни путь и тих, и ясен!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Весны пора прекрасная минула,

Исчез навек волшебный миг любви:

Она в груди могильным сном уснула

И пламенем не пробежит в крови.

На алтаре ее осиротелом

Давно другой кумир воздвигнул я.

Молюсь ему – но, с сердцем охладелым,

Не скрасит он путь грустный бытия.

Тщеславия бездушными мечтами

Не заменить мне радости былой!

Так осень пожелтевшими листами

Не заменит цветов весны златой.

Как с юных уст улыбка вдруг спорхнула

И заклеймил их смерти страшный след,

Так и пора прекрасная минула,

Так и возврата ей, увы! уж нет.

23

Я в мир вошел и оглянулся -

Роскошно всё цвело кругом;

Я горделиво улыбнулся;

Я в мире лучшим был звеном;

Мне дан был ум, благая воля,

Душа могучая дана,

И вся завиднейшая доля

Из наслаждений соткана.

Мне всё: и небо голубое,

И звезд прекрасных светлый рой,

На небе солнце золотое

С его подругою – луной!

Мне всё: и светлых вод равнины,

И яркой зелени леса,

Земли роскошные долины,

И гор угрюмая краса!

Мне всё, что дышит здесь со мною,

Что здесь со мной сотворено,

И всей Природе суждено

Мне быть послушною рабою.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И дар еще мне дан заветный;

Тот дар мне рай напоминал,

Как им, счастливец, я играл,

Когда в Природе безответной

Душе созвучья не слыхал.

Так! Я весь в чувствах утопал;

Так! Их гармония живая

Дарила мне златые сны.

Я, ими сладко засыпая,

Так проспал дни моей весны.

Те сны мне больше не приснятся;

Теперь мне ими не заснуть;

Те чувства вновь не возвратятся;

Мне в неге их не потонуть.

Но кто ж рукою дерзновенной

Кумир блаженства сокрушил?

Кто пламень чувства задушил

В груди, к прекрасному рожденной?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

24

Ужели время прочитало

Неотразимый приговор?

Ужель смерть дни пересчитала?

Ужель померкнет ясный взор?

Но ты, в поре надежд и силы,

Ты можешь горе позабыть,

И много, много до могилы

Прекрасных опытов прожить,

Объятья снова отворятся,

И снова в них падут друзья,

Мечты сильнее разгорятся,

Живее вспыхнет жизнь твоя;

Опять, быть может, образ милой

И прелесть брачного венца

Пробудят огнь в душе остылой,

Отгонят думы от лица.

К чему же грусть? к чему стенанья?

Беги печали и тоски.

Ужель до гробовой доски

Твои товарищи – страданья?

Так! Я страданьям обречен;

Я в бездну муки погружен.

Злодея казнь не так страшна,

Темницы тьма не так душна,

Как то, что грозною судьбой

Дано изведать мне собой!

25

(С. 21)

Ни в одном из автобиографических свидетельств Гончаров не счел возможным упомянуть о своих ранних поэтических опытах. Более того, в письме к вел. князю Константину Константиновичу от января 1884 г. утверждал, что за стихи «никогда не брался». Между тем установлено, что на страницах рукописного журнала «Подснежник» за 1835 г. Гончаров впервые выступил именно в качестве поэта. Авторство его не вызывает сомнения: среди сотрудников «Подснежника» вряд ли кто-нибудь другой мог подписываться инициалом «Г», а именно так – «Г……..» (т. е. «Гончаровъ») под первым и «Г» под тремя остальными, подписаны публикуемые ниже стихотворения, что и послужило для А. П. Рыбасова главным аргументом при их атрибуции.1 Кроме того, стихотворения «Тоска и радость» (с рядом изменений) и «Романс» использованы в «Обыкновенной истории» как образцы поэтического творчества Александра Адуева.