Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 6.

Продолжая работу над этим вариантом, Гончаров дважды вводит в него слово «обломовщина», причем во втором случае собирается более подробно рассказать о горестных размышлениях Обломова, связав этот сюжет с текстом части первой: «Прежде он бился, – говорится здесь, – стараясь определить эту пройденную половину, и не знал имени ей; теперь Штольц назвал ее: „Обломовщина” – таким же длинным неуклюжим словом, как и сама эта жизнь» (там же, с. 215, сноски 2, 5). Правка не была доведена до конца, и появился второй вариант, начало которого отличается от окончательного текста лишь описательностью и некоторыми деталями, зато продолжение было совершенно иным. Вместо слов с упоминанием Штольца, который пишет Обломову «неистовые письма, но ответа не получает» (наст. изд., т. 4, с. 187), сообщается: «…и получает каждый раз ответ, но не с робким оправданием, а в каком-то торжественном тоне, то с необыкновенным, то тревожным, то возвышенным настроением. Послания эти повергали Штольца в совершенное недоумение; наконец он потребовал объяснения и получил в ответ такое письмо…» (наст. изд., т. 5, с. 220). Далее на трех страницах следует текст письма, в котором помимо домашних новостей Обломов1 сообщает, что влюблен в Ольгу, к которой Штольц привел его «весной вечером и там оставил до ночи, а сам уехал», и что ее взгляд сказал ему: «Теперь!». «И он сказал так повелительно, так неотразимо, что я мгновенно проснулся и вот уже стою на возвратном пути с моей темной тропинки – опять к свету, к блеску, к счастью, к жизни» (там же, с. 221). «Вот мой план, – говорится далее в письме, – мы женимся и поедем вместе за границу» (там же, с. 222). В конце письма он пишет об Ольге, которая, по его словам, являет собою «олицетворенную энергию, волю, любовь»: «Она то покорна (мне, то есть любви своей) как пансионерка,

65

то непреклонна и властолюбива, естественна, проста, как… полевой цветок ‹…› а иногда она ужасает меня глубиной ума, верностью и разумностью понимания…» (там же).

И второй вариант главы не вошел в окончательный текст. Туда попали лишь отдельные исправления и дополнения либо без изменений, либо в несколько измененном виде (см., например: там же, с. 216-220 (ср.: наст. изд., т. 4, с. 185-187, строки 16-35); с. 222, сноска 3 (ср.: наст. изд., т. 4, с. 188, строки 27-29)); письмо заменяется повествованием о новой деятельной жизни Ильи Ильича на даче; в текст, наконец, вводится рассказ о том, как Штольц впервые привел Обломова в дом Ильинских.

Последующий рукописный текст главы, так же как и тексты остальных глав части второй, кроме окончания главы девятой, последней (в окончательном тексте это глава XII), в основном близок к окончательному тексту романа.

Что же касается окончания главы девятой, то в нем, в ответ на вопрос Обломова, пошла ли бы Ольга к счастью «другим путем», дается ее ответ: «- Ну так я скажу тебе в ответ, что если б не было прямого и покойного пути к счастью, я решилась бы…

Она остановилась и покраснела.

– Ну? – с нетерпением спросил он.

– На всякий! – сказала она» (наст. изд., т. 5, с. 228).

При последующем обращении к рукописи Гончаров усилил этот мотив. К последним словам Ольги относилась вставка на полях: «- Как, почему?

– Так, потому что я люблю тебя и чувствую, что эта любовь – долг. Я бы исполнила его» (там же, сноска 1).

Глава девятая осталась незаконченной.

Как уже отмечалось, часть третья, в рукописи последняя, не выделена (всего в части третьей шесть глав вместо двенадцати в печатном тексте); более того, текст открывающей ее главы (будущие главы I-VII) сначала был отделен от предыдущего текста лишь небольшим пробелом, обычно обозначающим переход к другой сцене. После слов Ольги: «Я не знаю, что тебе делать…» (наст. изд., т. 5, с. 231) – и пробела с новой строки было начато: «Он шел

66

домой, с сердцем, полным счастья…». Не закончив фразы, Гончаров зачеркивает ее, вписывает обычное обозначение «Гл‹ава›» и начинает новый вариант: «Воротясь домой, он застал у себя Тарантьева и вдруг похолодел, упал с облаков. Он с изу‹млением›» (там же, с. 338, вариант а. к с. 288, строки 3-8). Следующий вариант начинается с возвращения Ольги после свидания с Обломовым домой и ее беседы с теткой. В идущем далее авторском тексте подробно анализировалось состояние девушек, только что ставших невестами, у которых от этого «дрожит сердце» и «горит взгляд», и ставился вопрос: «Отчего же Ольга не трепещет?» (там же, с. 338-339, вариант б. к с. 288, строки 3-8). Этот вариант тоже зачеркивается, и Гончаров возвращается к варианту с Тарантьевым: «Обломов шел с таким праздничным лицом домой, так бодро, живо вошел к себе в комнаты и остолбенел, похолодев. Ему стало вдруг холодно, противно. Он упал с облаков. В его кресле сидел Тарантьев» (там же, с. 339, вариант в. к с. 288, строки 3-8). Но и это начало вычеркивается, и в рукописи появляется новый, уже окончательный вариант – без Тарантьева. Гончаров возвращает Обломова к его счастливому состоянию. И если Ольга «не трепетала, не бегали мурашки у ней по плечам, не горел взгляд гордостью» (вариант б.), то Обломов «почувствовал себя гордым, могучим ‹…›. Ему выпало на долю решительное мгновение, которое возводит человека на крайнюю высоту жизни и для которого люди с блаженством кидаются в бездну. Он вдруг вырос в собственных глазах, вдруг почувствовал и осознал в себе массу способностей и сил, которых не подозревал; воскресло всё, что он считал погибшим. Мысли потекли свободным, широким потоком, в груди закипели намерения, забились яркие и сильные надежды. ‹…› у него есть цель!» (там же, с. 339-340, вариант г. к с. 288, строки 3-8). По-видимому, в частности, этот текст Гончаров, по его собственному признанию в письме к И. И. Льховскому от 2(14) августа 1857 г. из Мариенбада, «писал как будто по диктовке. И, право, многое явилось бессознательно; подле меня кто-то невидимо сидел и говорил мне, что писать». Возможно, именно в этом состоянии он, увлеченный, вдруг незаметно для себя вернулся к уже написанной сцене последнего свидания и стал продолжать ее: «Она неподвижно сидела на скамье и гордым счастливым взглядом смотрела на трепещущего