Лев Рубинштейн - Альпинист в седле с пистолетом в кармане

Но все было не так. На следующиъ день, ночью, она пришла опять, свежая, веселая, добрая. И ушла только под утро. И была не в солдатских кальсонах, а в кружевной рубашечке.

Она стала приходить через день. Ночью придет, под утро уйдет. День работает, ночью уходит. В холод, во вьюгу. Один раз пришла в простреленной шинели (несколько пробоин).

О том, что любит меня, никогда больше не говорила. Она приходила не получать, а отдавать. Да и разговаривали мы очень мало, не хватало времени на поцелуи. О сне и говорить не надо, он пролетал в минутном забытье. Она опять одевалась уходить. Чистенькая, легкая.

— Придешь?

— Приду, если удеру! Меня преследует капитан. Пристает! Уже пожаловался командиру полка: «Она убегает не к нашему». Майор вызвал на допрос. Я сказала: «Капитан пристает, а я не хочу». — «Как так — не хочу? Нужно уважать потребность воина. Ты же женщина! Должна понимать это! Если ты настоящая советская женщина». — «Я его не хочу, он мне не нравится!» — «А меня?» — «И вас не хочу!» — «Ишь, какая! Все хотят, а она не хочет! Одели тут офицерские сапоги, и не хочут. Вот пошлю солдатом в роту, тогда захочешь!» — «Я в солдатских сапогах хожу!» — Я показала ему сапог. — «А у тебя, наверное, ножки хороши, и тебе пойдут офицерские сапоги, и шинель тонкая не помешает? А?» — «Я ваших намеков не понимаю». — «Усе понимають, а ты не понимаешь? Шо, ты дура, што ли?»

«У меня в соседней части муж». — «Какой там муж, проще сказать, ё … Што он, полковник, или кто?» — «Лейтенант!» — «И ты ходишь до лейтенанта, а тут до тебе капитаны и майоры имеют интерес?» — «А капитаны и майоры что? Не советские люди?» — «Ты што? Ешо за мораль мне тут будешь рассказывать? Иди на свое место! Быстро!»

Она так хорошо играла за майора, что я сразу узнал его. Колосовский! Он был моим начальником и прекрасно меня знает. Я смеялся долго и просто задыхался от смеха.

— А фамилию своего мужа ты знаешь?

Маргарита улыбнулась и сказала: «Знаю!»

— Когда ты скажешь ее Колосовскому, он так подпрыгнет, то пробьет все три наката своей землянки.

— Этот штатский! Рядовой! Ха! Ха! Нуууу… Дает! Ишо бабу завел! И нашу оттяпал! Далеко пойдет!

Мне очень хотелось расспросить о Колосовском, но не хватало времени.

Мы вышли из землянки. Было еще совсем темно, холодно! Шла поземка с мелким снегом и песком, сдуваемым с брустверов.

Она быстро нашла ход сообщения в нужную сторону. Поразительная способность ориентироваться! Найти мою землянку среди этого хаоса мог только истинный волшебник.

Она и была волшебной феей, моя Маргарита. Она могла прилетать только на крыльях, да и то, если не подстрелят посты в окопах, приняв за вражеский самолет-разведчик.

Мы пошли по верху окопа, обнявшись и прижав голову к голове. Идти по замерзшим комкам земли было совсем не удобно. На каждой остановке обнимались, и я целовал ее, потом она меня. Для этого ей приходилось отклонять голову назад, а мне приседать. Она едва достигала моего плеча. Потом мы шли дальше, но продвигались очень медленно.

Она первой никогда не отстранялась. Приходилось мне прекращать прощание.

Я возвращался, как по ископаемым руинам. Деревья, без верхушек и без крон, стояли колоннами соборов, портиков и уже нынешних надгробий, а воронки и окопы были прорезями в нижние этажи храмов. Утром придут археологи с лопатами и кистями и будут копать дальше.

А она, бедненькая, идет по холодному, черному лесу и ее останавливают и спрашивают, куда ходила, зачем?

— Любиться! — отвечает она.

А дежурный лейтенант уговаривает любиться с ним. Ко мне будет ходить ближе! И другое говорят… Она идет дальше, там ее встречает следующий лейтенант, и говорит то же… И, наконец, свои Капитан с Майором.

— Что же было дальше? — спросил мой друг Федя.

— Ходила она еще месяц или неделю, время летело вихрем и смерчем.

— Смершем? — переспросил Федя.

— Смерчем, а может быть, и смершем, кто его знает! Потом она не пришла. Одна ночь, другая ночь… Она ушла! С полком или с Капитаном, кто знает? Сколько сил нужно, чтобы выдерживать атаки всех встречных мужиков, обезумевших от безбабья и почти смертельной усталости. А она очень добрая и могла пожертвовать всем. Она их сильно жалела и пожертвовала, возможно, даже любовью? Так я думал, хотя вначале считал — всем, но не любовью! А Феде сказал — не знаю!

Вскоре узналось — ее полк ушел!

— И ты больше ее не видел? — спросил Федя.

— Нет! Один раз видел.

Я уже стал капитаном. Получил два ордена и медаль (казалось, стал настоящим воякой). Опять на нашем фронте затишье. Моя личная разведка сообщила, что 162-й полк прибыл на соседний участок фронта.