Оноре Бальзак: Евгения Гранде

Евгения».

Председатель улыбнулся, услышав восклицание, от которого не мог удержаться этот честолюбец, получив в руки подлинный акт.

— Мы можем объявить друг другу о наших свадьбах, — сказал он Шарлю.

— А, вы женитесь на Евгении? Что же, очень рад, она хорошая девушка. Но, — продолжал он, вдруг пораженный блеснувшей мыслью, — значит, она богата?

— Четыре дня назад, — ответил председатель с насмешливым видом, — у нее было около девятнадцати миллионов, но сегодня у нее только семнадцать.

Шарль смотрел на председателя растерянно.

— Семнадцать… милл…

— Семнадцать миллионов, да, сударь. В общей сложности у нас — у мадемуазель Гранде и у меня — со вступлением в брак будет семьсот пятьдесят тысяч франков дохода.

— Дорогой кузен, — сказал Шарль, несколько придя в себя, — мы сможем продвигать друг друга вперед.

— Согласен, — сказал председатель. — Вот еще ящичек, который я должен лично передать вам, — прибавил он, ставя на стол ларец с туалетными принадлежностями.

— Пожалуйста, дорогой друг, — сказала маркиза д'Обрион, входя и не обращая внимания на Крюшо, — не беспокойтесь нисколько о том, что вам сказал сейчас этот бедняга д'Обрион. Его сбила с толку герцогиня де Шолье. Повторяю, ничто не помешает вашей свадьбе…

— Ничто, сударыня, — ответил Шарль. — Три миллиона старых долгов моего отца вчера уплачены.

— Деньгами? — сказала она.

— Полностью, и капитал и проценты. Я восстановлю о нем добрую память.

— Какая глупость! — воскликнула маркиза. — Что это за господин? — спросила она зятя на ухо, заметив Крюшо.

— Мой поверенный, — тихо ответил он.

Маркиза презрительно кивнула г-ну де Бонфону и вышла.

— Мы уже продвигаем друг друга вперед, — сказал председатель, беря шляпу. — Прощайте, кузен.

«Эта сомюрская обезьяна издевается надо мной. Хочется мне воткнуть ему в живот стальную шпагу».

Председатель ушел.

Через три дня г-н де Бонфон, возвратясь в Сомюр, объявил о своей женитьбе на Евгении. Через полгода он был назначен членом судебной палаты в Анжер. Перед отъездом из Сомюра Евгения отдала переплавить золотые вещицы, бывшие так долго драгоценными для ее сердца, и вместе с восемью тысячами франков своего кузена пожертвовала их приходской церкви на дарохранительницу, — в этой церкви она так усердно молилась за него! С тех пор она жила то в Анжере, то в Сомюре. Супруг ее, выказавший преданность правительству в важных политических обстоятельствах, сделался председателем палаты, а через несколько лет — старшим председателем. С нетерпением ждал он общих выборов, чтобы получить кресло в палате депутатов. Он помышлял уже о звании пэра, и тогда…

— Тогда, значит, король будет его кузеном? — говорила Нанета-громадина, г-жа Корнуайе, сомюрская гражданка, осведомленная хозяйкой о высоких званиях, ей предназначенных.

Однако г-ну председателю де Бонфону (он наконец отменил отцовскую фамилию Крюшо) не пришлось осуществить ни одного из своих честолюбивых планов. Он умер через неделю после избрания его в депутаты от Сомюра. Бог, видящий все и никогда не карающий понапрасну, наказывал его, без сомнения, за его расчеты и юридическую изворотливость, с какой он смастерил accurante [34] С помощью (лат.). Крюшо свой брачный договор, по которому оба будущих супруга отдавали друг другу, «в случае отсутствия детей, в полную собственность всю совокупность своего движимого и недвижимого имущества, ничего не исключая и не выделяя из него, освобождаясь даже от формальной описи, причем опущение вышеуказанной описи не может служить поводом для отвода их наследников или лиц причастных, ввиду того что упомянутая отдача в собственность…» и т. д.

Эта концовка достаточно объясняет глубокое и постоянное уважение председателя к воле и одиночеству г-жи де Бонфон.

Дамы приводили в пример господина первого председателя как одного из деликатнейших людей, жалели его и часто доходили даже до порицания скорби и страстной любви Евгении, но так, как они умеют осуждать женщину, — с жесточайшей бережностью.

— Должно быть, госпожа председательница де Бонфон очень больна, что оставляет мужа в одиночестве. Бедненькая! Скоро ли она выздоровеет? Что у нее — гастрит или рак? Почему она не обратится к врачам? Она в последнее время прямо пожелтела. Ей следовало бы поехать в Париж посоветоваться с тамошними знаменитостями. Как может она не желать ребенка? Говорят, она очень любит мужа. Как при его положении не дать ему наследника? Знаете, ведь это ужасно! А если это из каприза, так уж заслуживало бы всякого осуждения… Бедный председатель!