Жюль Ромэн: Силы Парижа

Она подобна женщине, ложащейся спать с головной болью.

Тела на ней редки; но они пробегают улицу с одного конца до другого. Несколько экипажей, бешено мчащийся опорожненный автобус являются разбросанными там и сям обрывками недавнего оживления, смутными очертаниями существа, в котором теперь угасла жизнь.

Она испытывает ощущение пустоты, которую замутняют неверные отблески; — ощущение тишины, которая едва-едва нарушается шумом в ушах; — ощущение солоноватого, противного привкуса, обыкновенно остающегося у нас после длинного обеда, на котором было выпито лишнее.

Девицы, стоящие у углов зданий, внушают прохожим мысль о теплых комнатах, где плоть вкушает наслаждение, презревши высокие материи.

Улица почти не помнит себя; она перестала существовать во времени.

Есть только прохожие на тротуарах, которые вмещают ее в своих взорах и дают ей существовать в своих мечтах; есть люди, сидящие у круглого стола за стеклами ночного ресторана; лаская рукою свои стаканы, в которых распускается широкое лицо пьянящей влаги, они видят улицу через зеркальные стекла, щупают ее простор, и хотя она пуста, находят, что она оживлена; что у нее есть направление и скорость; что она очищена, освобождена от своего тела; что бьющая ключом жизнь ее нематериальна и является как бы ночным танцем обнаженных стихий.

В центре города, там, где ткань ритмов самая плотная, где жесты, голоса, скорости спутываются в пушистый ком, который вечером воспламеняется; зажатые между бульварами и предместьем Монмартра, как между засовом и пружиною, — пассажи наслаждаются своей легкою текучестью и зыбкою тишиною.

В каждом из них два встречных тока, задевающих друг друга; легкое соприкосновение пробуждает душу, которая изумляется присутствию в ней некоторой ясности и некоторой гармонии. Пассажи являются мирною формою толпы. Она чувствует себя в них привольнее, вытягивается; она согревается от трения об их стенки. Поступь пешеходов больше не лепится скромно вокруг вереницы экипажей, как плющ вокруг дубов. Они не шлепают больше по грязи, не терпят от стихий. Пассаж укрывает их и окружает почти домашним уютом. Это улица, которая постоянно прибирается, или комната, в которую постоянно вносится беспорядок.

У обоих концов пассажи скучиваются, густеют. Токи их, в других местах прозрачные и прямые, мутнеют и свиваются вместе. Там, впереди, улица и бульвар катят такую спутанную, такую плотную массу, что возникает страх, будто в ней невозможно больше проложить путь. Пассажи вселяют нерешительность в мужчин, которые замедляют шаг, рассматривают витрины магазинов, идут вслед за девицами, клейкая поступь которых у выходов своей медлительностью как будто хочет совсем остановить движение остальной толпы.

Это ворот. У него длинные рукоятки, вделанные в железо. По вечерам он начинает вращаться; он сматывает, потом разматывает выходящие из вокзала и скользящие над горизонтом рельсы, чтобы бросить солнце, как якорь, в море. Вся площадь из металла и дыма. Каждый час какая-то частица ее трепещет или отрывается от нее. Она живет мощной жизнью в своем основании. Между поддерживающими ее чугунными корнями энергия поездов бежит, как подземные воды. Площадь вбирает их, пропитывается ими, поднимает их до самой мостовой, превращая ритмический бег паровозов в бесформенный гул, который сотрясается отдельными толчками, усложняется, дробится на части.

Несмотря на трение друг о друга, потоки, льющиеся по мостовой, сохраняют какую-то часть неистовства, сотрясающего рельсовые пути. Прохожих почти не видно. Тротуар оказывает им дурной прием; они не в силах задержаться на нем; нужно, чтобы и они пересекали площадь, чтобы и они бежали по ней. Со всех улиц устремляются в одну точку экипажи. Они замедляют свой бег и стараются как можно меньше уклониться от линии своего пути. Каждый хочет пересечь центр площади.

Почти одни только едущие в экипажах участвуют в том, что могло бы быть площадью. Но они не задерживаются на ней, не окунаются в нее; она дает им толчок, и они на секунду озаряются ею. Ее единство есть цепь искорок.

При виде ее молниеносного возникновения и разрушения начинаешь даже сомневаться, существует ли она. Что же: она обладает минимальной дозой сцепления и тождества, которые нужны, чтобы быть самим собой? Или же она является пока только скрещением быстро бегущих ритмов, которое станет впоследствии местом общения?