Оноре Бальзак: Драма на берегу моря

Едва ли не у каждого молодого человека имеется циркуль, которым он с увлечением измеряет будущее; если твердость его воли соответствует смелому раскрытию циркуля, мир принадлежит ему. Но такое явление в духовном мире наблюдается только в определенный период жизни. Этот период, для всех людей наступающий между двадцатью двумя и двадцатью восемью годами, — время смелых дум, время творческих замыслов, ибо это время необъятных желаний, когда ни в чем не сомневаешься; усомниться — значит утратить силу. После этого периода, краткого, как пора посева, наступает время выполнения задуманного. Существуют как бы две молодости, сменяющие одна другую: сначала люди еще только верят, а потом — действуют. Зачастую у тех, кто щедро одарен природой, кто, как Цезарь, Ньютон и Бонапарт, являются великими среди великих, — оба периода сливаются воедино.

Я измерял время, потребное для осуществления замысла; вооруженный своим циркулем, я, стоя на утесе, на высоте ста туазов над уровнем океана, игравшего волнами среди прибрежных скал, обозревал свое будущее, наполнял его своими творениями, — так строитель намечает в пустынной местности расположение прекрасных дворцов и крепостей. Море было прекрасно, я только что выплыл на берег и оделся; я ждал Полину, моего ангела-хранителя; она еще купалась в гранитной впадине, устланной мельчайшим песком, — самом изящном бассейне, когда-либо созданном природой для морских фей. Мы находились на оконечности Круазика, очаровательного полуострова Бретани, далеко от гавани, в местности, которую казна сочла настолько непригодной для причала, что таможенники почти не заглядывали туда. Унестись мечтой вдаль, после того как носился по волнам! О! Кому не любо устремляться в будущее! Почему обуревают меня думы? Почему вдруг находит тоска? Кто знает? Мысли западают вам в сердце или в голову, не спрашиваясь вас. По своеволию и прихотливости никакой куртизанке не сравниться со вдохновением художника; лишь только оно появится, его, как фортуну, нужно хватать за волосы Итак, я, оседлав свою мысль, как Астольфо [1] Астольфо — персонаж из поэмы Ариосто «Неистовый Роланд» (1532). Гиппогриф — сказочное, фантастическое животное, полуконь, полугриф. — своего гиппогрифа, мчался по белу свету, все подчиняя своем) желанию. Я искал вокруг себя какой-либо приметы, благоприятной для тех смелых замыслов, что внушала мне моя неистовая фантазия, — и вдруг мелодичный возглас, возглас женщины, зовущей вас посреди безмолвия пустыни, женщины, только что искупавшейся в море, веселой, оживленной, заглушил рокот волн, непрерывно расстилавших по извилистому берегу свою пенистую бахрому. Когда я услыхал этот вырвавшийся из глубины души возглас, мне почудилось, будто в скалах промелькнул ангел и, взмахнув крыльями, воскликнул: «Ты достигнешь цели!» Я сбежал вниз, сияющий, полный надежды, подпрыгивая, словно камешек, по крутому склону. Завидев меня, Полина спросила. «Что с тобой?» Я не ответил. Глаза мои увлажнились слезами. Накануне она поняла мои страдания, как в эту минуту она поняла мою радость, — с волшебной чуткостью эоловой арфы, откликающейся на малейшие изменения атмосферы. В жизни человека бывают прекрасные мгновения! Мы молча пошли по песчаному берегу; небо было безоблачно, море — безмятежно; иные узрели бы только синюю бескрайнюю пустыню — внизу и такую же пустыню — вверху; но мы, понимавшие друг друга без слов, мы, способные отдаваться, между этими двумя воплощениями бесконечности, чем иллюзиям, которыми пленяешься в молодости, мы при легчайшем волнении водной или небесной глади пожимали друг другу руку; ведь эти едва заметные перемены нам представлялись ощутимым выражением мыслей, общих нам обоим. Кому не довелось испытать в порыве наслаждения тот миг беспредельного блаженства, когда душа как бы сбрасывает с себя оковы плоти и снова возвращается на свою родину? И наслаждение — не единственный наш водитель в этих мирах. Разве не выпадают нам часы, когда чувства наши невольно сплетаются и сами уносятся туда, как зачастую двое детей берутся за руки и пускаются бежать, сами не зная, почему? Так шли мы по берегу. В ту минуту, когда на горизонте сероватой грядой обрисовались крыши города, мы встретили бедно одетого рыбака, направлявшегося в Круазик.