Алистер Кроули: Сборник рассказов

Такими были указания, из которых я сложил по кусочкам план нашего побега!

Скорее по наитию, нежели благодаря работе ума, я выяснил из пары сотен таких ключей, что охранники Бертран, Роллан и Моне подкуплены, и им обещано повышение и перевод с Дьявольского острова, если они помогут нам бежать. Судя по всему, правительство нуждалось в своем главном стратеге. Затмение предстояло через десять недель и не нуждалось ни во взятке, ни в обещаниях. Самым сложным было обеспечить, чтобы Бертран стоял на страже в нашем коридоре, Роллан у ограды, а Моне на заставе. Шансы такой комбинации в день затмения были бесконечно малы: 99,487,306,294,236,873,389 к одному.

Было бы безумием полагаться на удачу в таком важном деле. Доду решил подкупить самого губернатора. К сожалению, это было невозможно, поскольку а) напрямую встретиться с губернатором было немыслимо, даже с помощью подкупленных охранников, б) проступок, за который ему достался этот пост, не могло простить ни одно правительство. На самом деле, он был таким же узником, как мы сами; в) он был человеком с большим состоянием и твердой карьерой и безупречно честным.

Я не могу сейчас вдаваться в его историю: несомненно, вы и так ее знаете. Скажу только, что она была такого свойства, что эти факты (столь любопытно противоречивые, на первый взгляд) прекрасно сочетались. Между тем, уверенность, потрясавшая в посланиях Доду "Собирайте виноград в Бургундии, готовьте бочки в Коньяке, ха!", "ореховое суфле поджидает нас на Сене!" и тому подобных, демонстрировала, что его гигантский мозг не только изучил проблему, но и решил ее к нашему удовлетворению. План был безупречен: в день побега трое охранников будут дежурить на воротах, Доду разорвет свою одежду, свяжет Бертрана и вставит ему в рот кляп, а потом придет и освободит меня. Вместе мы набросимся на Роллана, заберем его форму и ружье и оставим его связанным. Затем мы должны добежать до берега, сделать то же самое с Моне, переодеться, взять лодку ловца осьминогов, отправиться в гавань и от имени губернатора потребовать его паровую яхту, чтобы догнать сбежавшего заключенного. Затем мы должны приплыть в район, где много кораблей, поджечь яхту, так, чтобы нас «спасли» и отправили в Англию, а там уже договориться с французским правительством о реабилитации.

Таков был простой и в то же время искусный план Доду. Все шло превосходно — до одного рокового дня.

Шпион, больной желтой лихорадкой, неожиданно упал замертво в поле незадолго до отбоя. Внезапно, не раздумывая ни минуты, Доду подбежал ко мне и сказал, рискуя быть высеченным: "Весь план, который я передавал вам шифром эти четыре месяца — обман. Шпион все знал. Теперь его уста закрыты навек. У меня есть другой план, настоящий, проще и надежней. Завтра утром я вам расскажу".

Свисток приближающегося поезда прервал рассказ Дюгесклена в самый драматический момент.

"Да, — сказал Доду (продолжал рассказчик), — у меня есть план получше. Я придумал военную хитрость. Завтра утром я вам расскажу".

Поезд, который должен был отвезти рассказчика и его слушателя в Мадчестер, появился за поворотом.

— Это утро, — мрачно произнес Дюгесклен, — это утро так и не наступило. То же самое солнце, что убило шпиона, уничтожило великий мозг Доду, в тот самый день они бросили болтливого маньяка в психиатрическую палату, и он уже не вышел оттуда.

Поезд подъехал к платформе маленькой станции. Дюгесклен почти шипел в лицо Бивену.

— Это был вовсе не Доду, — выкрикнул он, — это был обычный уголовник, эпилептик, его вообще по ошибке послали на Дьявольский остров. Он был давно безумен. В его посланиях не было никакого смысла, это был жестокий розыгрыш!

— Но как же, — спросил Бивен, забираясь в вагон и оглядываясь, — как же вам удалось сбежать?

— Благодаря военной хитрости, — ответил ирландец и вскочил в другое купе.

Перевод Д. Волчека

Рассказ впервые опубликован в сборнике Кроули "Военная хитрость" (The Stratagem, Mandrake Press, 1929)

В комнате было сладко и душно от запаха запретных поцелуев; легкий влажный аромат пота парил в сумерках, слышно было дыхание, которое не осмеливалось звучать, [6] дыхание, которое не осмеливалось звучать — намек на слова Оскара Уайльда о "любви, которая не осмеливается назвать свое имя". вздохи, приглушенные страхом. Голова гардемарина тихо повернулась, язык томно потянулся к губам лейтенанта. Шум в соседней комнате; оба страшно задрожали, спрыгнули с дивана, на котором лежали, поспешно уничтожили следы беспорядка, учиненного их страстью. Гардемарин взял руку любовника, поднес к губам, крепко укусил с внезапным безумным желанием и прошептал голосом, дрожащим от неудовлетворенной похоти: "О Боже! Боже! Теперь я тебя люблю!" Он выскользнул в дверь и оставил Эндрю Клейтона наедине со сладкими воспоминаниями и беспокойными размышлениями о будущем. Ведь Монти ле В. никогда прежде не дарил ему свою любовь. Монти был смуглым, томноглазым, с черными, как смоль, волосами: вокруг него царила та неопределимая атмосфера, которую сразу распознают извращенцы, — общество, скрепленное узами, что теснее масонских. Он пробыл на борту "Осириса" [7] на борту «Осириса» — Кроули плыл в Европу из Египта на этом корабле в апреле 1904 г., после получения "Книги Закона". Среди пассажиров была глава Теософского общества Анни Бизант. Кроули и Бизант обсуждали немало священных тем, но не новое откровение Закона Телемы (прим. републикатора Мартина Старра). всего лишь неделю, когда капитан предложил ему высокое положение, вызывающее зависть других мальчишек, сражавшихся за честь быть избранным главным катамитом. Яростная битва ревнивых красавчиков закончилась тем, что они так возбудились из-за пролитой крови и сильной боли, что свидетели были шокированы зрелищем импровизированной оргии, столь же пылкой, какой только что была драка. Мальчики быстро помирились, а Монти стал первым фаворитом капитана и тиранил его с силой, прежде неслыханной в требовательной взаимности affaire d'amour. [8] Любовной связи (фр.) Капитан же, со своей стороны, требовал только лишь верности, и действительно Монти полюбил его столь сильно, что даже намек на измену был немыслим. Но, между тем, однажды он испытал неукротимое желание к самому популярному из лейтенантов, Эндрю Клейтону, человеку диких страстей, которые трудно заподозрить, глядя на белокурые волосы и робкие серые глаза. Эндрю, заметивший лукавые взгляды гардемарина, однажды зашел в его каюту, молча подошел к нему и страстно поцеловал, в то время как его рука пыталась пробудить желание еще более прямолинейным способом. Но мимолетное увлечение мальчишки прошло, и в тот раз он грубо отверг притязания будущего любовника. Эндрю, взяв себя в руки, молча ретировался. На следующий день, тем не менее, их обоих вызвал капитан, прочел длинную лекцию о грехе педерастии и жестоко наказал. Ясно было, что капитан Спелтон не жаждет, чтобы ему наставили рога, и намерен быть настороже. Монти в своей невинности был страшно разгневан и, разумеется, решил изменить капитану при первой возможности. Во время молитвы тем же вечером он исхитрился прошептать: "Ты должен взять меня, если ты еще…", и немедленный результат этих слов изрядно смутил Эндрю. Но все их попытки встретиться и сорвать поцелуй всякий раз расстраивались словно бы случайно, хотя теперь-то они знали, что это делается нарочно. Эндрю решил, наконец, выбрать другого гардемарина и сделать вид, что пылает к нему страстью, дабы успокоить подозрения. Ревность Монти отвергла эту идею, и прошло немало времени, прежде чем он согласился. «Кэти» Эмброуз, выбранный для этой цели, был грязным мальчишкой самого порочного типа. Его любимой публичной забавой было лежать на спине и пытаться поймать ртом и проглотить собственные выделения; к тому же он порочил свое звание, облизывая гениталии и ноги самых грязных матросов и кочегаров на корабле. Он только рад был возможности повысить положение в обществе, когда Эндрю подступил к нему с прелюдией любви. Монти сам одобрил этот выбор, убежденный, что Эндрю никогда не влюбится в столь порочного мальчишку. Но то, что он увидел три недели спустя, разубедило его. И вот каким образом.