Льюис Синклер - Элмер Гентри

Но ярче всего воспылал дух благочестия в комнате Эдди Фислингера, единогласно признанного грядущим пророком, которому рано или поздно наверняка суждено возглавить большую баптистскую церковь где-нибудь в Уичите, а может быть, даже и в самом Канзас-сити!

Эдди созвал молитвенное собрание, посвященное Элмеру и продолжавшееся целые сутки напролет. В нем приняли участие наиболее ревностные праведники, рискуя навлечь на себя резкие или насмешливые замечания преподавателей. На голом полу комнаты Эдди, которая помещалась над москательной лавочкой Кнута Хальворстеда, одновременно бухались на колени от трех до шестнадцати молодых людей. Даже в 1800 году ни одно молитвенное собрание [12]не одержало столь блистательной победы над затравленным сатаной. Мало того, один из молящихся, которого давно уже подозревали в симпатиях к секте трясунов [13], ухитрился довести себя до припадка, и хотя присутствовавшие сознавали, что зашли в своем усердии дальше, чем угодно господу богу и баптистской общине, это все же внесло приятное разнообразие в их ночные бдения, - впрочем, они и так все достаточно опьянели от кофе и собственного красноречия.

К утру они вполне уверились, что бог внял их молитвам и займется Элмером вплотную. Правда, сам Элмер проспал всю ночь богатырским сном, даже не подозревая о всенощном бдении и вмешательстве небесных сил в его судьбу, но этот факт лишь послужил еще одним доказательством долготерпения господа бога. И действительно, вскоре вслед за этим названные силы пришли в движение.

К великому огорчению Элмера и затаенной ярости Джима, уединенную обитель друзей начали осаждать полчища каких-то косматых субъектов с праведным огнем в глазах и библиями под мышкой. Элмеру не было от них спасения. Не успевал он, призвав на помощь остроумные и кощунственные доводы, которым терпеливо учил его Джим, расправиться с одним праведником, как тут же, словно из-под земли, вырастал и накидывался на него другой.

В пансионе мамаши Метцгер на Бич-стрит, где он столовался, какой-нибудь дервиш из ХАМЛ, передавая ему за обедом хлеб, непременно каркал:

- А ты задумывался когда-нибудь над пшеничным зерном? Ведь это же чудо из чудес! Неужели такая сложная и удивительная штука могла возникнуть сама собой? Нет, кто-то должен был создать ее. Кто? Бог! Всякий, кто отрицает существование бога в природе, кто не припадает к нему в раскаянии, - тупица, и больше ничего.

Преподаватели, которые прежде встречали появление Элмера в аудитории со злобной и нервной дрожью, теперь сладко улыбались ему и кротко выслушивали его признание, что он сегодня не совсем готов отвечать. Сам ректор, остановив Элмера на улице, назвал его "мой милый" и пожал ему руку с чувством, которого Элмер (как он робко оправдывался перед самим собою), безусловно, ничем не заслужил.

Он упорно уверял Джима, что ему ничто не грозит, но Джим был все-таки встревожен, да и сам Элмер тревожился все сильнее с каждым часом, с каждым новым обращенным к нему приветствием: "Ты нам нужен, старина, ты нужен миру!"

У Джима были все основания для тревоги: Элмер всегда был на грани того, чтобы отказаться от своих любимых развлечений - ну, может быть, не то чтоб отказаться, но, во всяком случае, изнывать в тоске и раскаянии, вкусив их сполна. Не будь рядом Джима с его язвительными замечаниями по адресу студенток, которые с удовольствием молились у всех на глазах и с остервенением убирали каждый волосок с яйцевидного лба, какая-нибудь из этих высоконравственных сирен уже неминуемо заманила бы легкомысленного женолюба Элмера в свои сети, хотя бы тем, что она здесь, под боком. Взять хотя бы эту кошмарную девицу из Мехико (штат Миссури), которая, постоянно надоедая Джиму просьбой рассказать ей "все эти смешные штуки, которые ты выдумал о религии", заливисто и манерно хохотала, задыхаясь и повизгивая: "До чего ж ты забавник! И главное, все нарочно! Рисуешься просто, и все!" Она умела строить глазки исподтишка, но все это был один сплошной обман - все равно до венца от такой ровным счетом ничего не добьешься. Если б не бдительность Джима, эта дева могла бы в два счета окрутить Элмера.

Церковь и воскресная школа родного Парижа (штат Канзас), местечка с населением в девятьсот человек - все протестанты, выходцы из Германии и Вермонта - внушили Элмеру страх перед религией, ее служителями и обрядами, страх, от которого он никак не мог избавиться и который удерживал его от таких разумных поступков, как, например, расправа с Эдди Фислингером. Крохотная беленая баптистская церковка была средоточием всех его переживаний, не считая тех, что были вызваны склонностью погулять, поесть, поспать и поухаживать за девушками. Впрочем, даже и эти радости он мог в известной степени испытывать во храме господнем: втыкать булавки в подушечки для коленопреклонения, лакомиться пирогами с курятиной и кексами на "миссионерских ужинах", слушать усыпляющие проповеди, сидя бок о бок с гибкими девочками в тонких муслиновых платьицах. Все же, что касалось искусства высоких чувств, было в представлении Элмера неразрывно связано с церковью.