Все неведение Дьякона и особенно его жесткая, хотя и окающая речь возбуждала у Самгина враждебное желание срезать этого нелепого человека какими-то сильными агатами.
– Дён десяток тому назад юродивый парень этот пришел ко мне и начал увещевать, чтоб я отказался от бесед с рабочими и вас, товарищ Петр, к тому же склонил. Не поняв состояния его ума, я было начал говорить с ним серьезно, но он упал, – представьте! – на колени предо мной и продолжал увещания со стоном и воплями, со слезами – да! И был подобен измученной женщине, которая бы умоляла мужа своего не пить водку. Говорил, конечно, то же самое: что стремление объединить людей вокруг справедливости ведет к погибели человека. И вопил, что революционеров надобно жечь на кострах, прах же их пускать по ветру, как было поступлено с прахом царя Дмитрия, именуемого Самозванцем.
Дьякон взволновался до того, что на, висках и на лбу выступил пот, а глаза выкатились и неестественно дрожали.
«Какое отвратительное лицо», – подумал Самгин. Вздыхая, как уставшая лошадь, запахивая на коленях поддевку, как он раньше запахивал подрясник, Дьякон басил все более густо.
– Потряс он меня до корней души. Ночевал и всю ночь бредословил, как тифозный. Утром же просил прощения и вообще как бы устыдился. Но...
Дьякон положил руки на стол, как на клавиши рояля, и сказал тихо, как мог:
– Но – сообразите! Ведь он вот так же в бредовом припадке страха может пойти в губернское жандармское управление и там на колени встать...
Клим Самгин внутренне усмехнулся; забавно было видеть, как рассказ Дьякона взволновал Маракуева, – он стоял среди комнаты, взбивая волосы рукою, щелкал пальцами другой руки и, сморщив лицо, бормотал:
– Ах, чорт возьми! Вот ерунда! Как же быть? Что ж вы молчали?
Варвара, взглянув на Клима, храбро сообщила:
– Кухарка Анфимьевна в прекрасных отношениях с полицией...
– Кухарка тут не поможет, а надобно место собраний переменить, – сказал Дьякон и почему-то посмотрел на хозяйку из-под ладони, как смотрят на предмет отдаленный и неясный.
Самгин не без удовольствия замечал: Варваре – скучно. Иногда, слушая Дьякона или Маракуева, она, отвернувшись, морщит хрящеватый нос, сжимает тонкие ноздри, как бы обоняя неприятный запах. И можно думать, что она делает это намеренно, так, чтобы Клим заметил ее гримасы. А после каких-то особенно пылких слов Маракуева она невнятно пробормотала о «воспаления печени от неудовлетворенной любви к народу» – фразу, которая показалась Самгину знакомой, он как будто читал ее в одном из грубых фельетонов Виктора Буренина.
Идя домой, он думал, что Маракуева, наверное, скоро снова арестуют, да, вероятно, и Варваре не избежать этого, а это может толкнуть ее еще ближе к революционерам.
«Вот так увеличивают они количество людей, сочувствующих и помогающих им, в сущности, – невольно. Что-нибудь подобное случилось и с Елизаветой Спивак».
Он решил не посещать Варвару, находя, что его любопытство вполне удовлетворено.
В тихой, темной улице его догнал Дьякон, наклонился, молча заглянул в его лицо и пошел рядом, наклонясь, спрятав руки в карманы, как ходят против ветра. Потом вдруг спросил, говоря прямо в ухо Самгина:
– Вы случайно не знаете: где теперь Степан Кутузов? Клим неприятно повел плечом и зашагал быстрее, ответив:
– Он арестован.
Уйти от Дьякона было трудно, он стал шагать шире, искоса снова заглянул в лицо и сказал напоминающим тоном:
– Его выпустили на поруки.
– Не знаю, где он, – пробормотал Самгин, оглядываясь – куда свернуть? Но переулка не было, а Дьякон говорил:
– Так вот как: сжечь и – пепел по ветру, слышали? Да. А глазенки – детские. Не угодно ли? Дарвин-то – неопровержим, а?
«При чем тут Дарвин, идиот?» – мысленно крикнул Самгин, а вслух сказал суховато, но вежливо:
– Я знал женщину, которая сошла с ума на Дарвине.
– Можно, – согласился Дьякон, качнув головою. – Дарвина я в семинарии опровергал, – задумчиво вспомнил он. – Была такая задача: опровергать Дарвина. Опровергали.
– А зачем вам Кутузов? – спросил Самгин, не надеясь на ответ, но Дьякон ответил:
– Он был единоверен с моим сыном и вообще...
– Мае – сюда! – сказал Клим, остановясь на углу переулка. Дьякон протянул ему свою длинную руку, левой рукою дотронулся до шляпы и пожелал:
– Всего доброго.
Почти весь день лениво падал снег, и теперь тумбы, фонари, крыши были покрыты пуховыми чепцами. В воздухе стоял тот вкусный запах, похожий на запах первых огурцов, каким снег пахнет только в марте. Медленно шагая по мягкому, Самгин соображал:
Читать дальше