Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть третья

Самгин ушел, удовлетворенный ее равнодушием к истории с кружком Пермякова. Эти маленькие волнения ненадолго и неглубоко волновали его; поток, в котором он плыл, становился все уже, но – спокойнее, события принимали все более однообразный характер, действительность устала поражать неожиданностями, становилась менее трагичной, туземная жизнь текла так ровно, как будто ничто и никогда не возмущало ее.

Весной снова явился Лионель Крэйтон; оказалось, что он был не в Сибири, а в Закавказье.

– Очень богатый край, но – в нем нет хозяина, – уверенно ответил он на вопрос Клима: понравилось ли ему Закавказье? И спросил: – Вы – были там?

– Нет, – сказал Самгин.

– Я думаю, это – очень по-русски, – зубасто улыбнулся Крэйтон. – Мы, британцы, хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему у нас возможен Кромвель, но не было и никогда не будет Наполеона, вашего царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее делать шумные глупости.

Марина, вскрывая ножницами толстый пакет, спросила:

– Глупости – походы на Индию?

– И – это, – согласился Крэйтон. – Но – не только это.

Самгин отметил, что англичанин стал развязнее, говорит – свободнее, но и – небрежней, коверкает слова, уже не стесняясь. Когда он ушел, Самгин сообщил свое впечатление Марине.

– Да, как будто нахальнее стал, – согласилась она, разглаживая на столе документы, вынутые из пакета. Помолчав, она сказала: – Жалуется, что никто у нас ничего не знает и хороших «Путеводителей» нет. Вот что, Клим Иванович, он все-таки едет на Урал, и ему нужен русский компаньон, – я, конечно, указала на тебя. Почему? – спросишь ты. А – мне очень хочется знать, что он будет делать гам. Говори, что поездка займет недели три, оплачивает дорогу, содержание и – сто рублей в неделю. Что ты скажешь?

– Скучно с ним, – сказал Самгин.

– Это – отказ?

– Нет, надо подумать.

– Ты – не думай, а решись поскучать.

Самгин не прочь был сделать приятное ей, даже считал это обязанностью.

И через два дня он сидел в купе первого класса против Крэйтона, слушая его медленные речи.

– Даже с друзьями – ссорятся, если живут близко к ним. Германия – не друг вам, а очень завистливый сосед, и вы будете драться с ней. К нам, англичанам, у вас неправильное отношение. Вы могли бы хорошо жить с нами в Персии, Турции.

Самгин слушал его суховатый баритон и сожалел, что англичанина не интересует пейзаж. Впрочем, пейзаж был тоже скучный – ровная, по-весеннему молодо зеленая самарская степь, черные полосы вспаханной земли, маленькие мужики и лошади медленно кружатся на плывущей земле, двигаются серые деревни с желтыми пятнами новых изб.

– Александретт а, выход в Средиземное море, – слышал Самгин сквозь однообразный грохот поезда. Длинный палец Крэйтона уверенно чертил на столике прямые и кривые линии, голос его звучал тоже уверенно.

«Он совершенно уверен, что мне нужно знать систему его фраз. Так рассуждают, наверное, десятки тысяч людей, подобных ему. Он удобно одет, обут, у него удивительно удобные чемоданы, и вообще он чувствует себя вполне удобно на земле», – думал Самгин со смешанным чувством досады и снисхождения.

– Вы очень много посвящаете сил и времени абстракциям, – говорил Крэйтон и чистил ногти затейливой щеточкой. – Все, что мы знаем, покоится на том, чего мы никогда не будем знать. Нужно остановиться на одной абстракции. Допустите, что это – бог, и предоставьте цветным расам, дикарям тратить воображение на различные, более или менее наивные толкования его внешности, качеств и намерений. Нам пора привыкнуть к мысли, что мы – христиане, и мы действительно христиане, даже тогда, когда атеисты.

«Он не может нравиться Марине», – удовлетворенно решил Самгин и спросил: – Марина Петровна сказала мне, что ваш отец – квакер?

– Да, – ответил Крэйтон, кивнув головою. – Он – умер. Но – он прежде всего был фабрикант... этих: веревки, толстые, тонкие? Теперь это делает мой старший брат.

И, показав веселые зубы, Крэйтон завязал пальцем в воздухе узел, шутливо говоря:

– Это – очень полезно, веревки!

«В конце концов счастливый человек – это человек ограниченный», – снисходительно решил Самгин, а Крэйтон спросил его, очень любезно:

– Я вас утомляю?

– О, нет, что вы! – возразил Самгин. – Я молчу, потому что внимательно слушаю...

– Вы – мало русский, у вас все говорят очень охотно и много.

«Не больше тебя», – подумал Самгин. Он улегся спать раньше англичанина, хотя спать не хотелось. Сквозь веки следил, как он аккуратно раздевается, развешивает костюм, – вот он вынул из кармана брюк револьвер, осмотрел его, спрятал под подушку.